актёры. Они пришли сюда не за этим. Им важно было быть в первых рядах. И пока они здесь, у них будет все: продвижение по службе, деньги, награды и другие прелести жизни. Перемещение в середину, а уж тем более на галёрку равносильно смертельному исходу.
«Ах, какие же они бедные люди! Даже здесь не могут расслабиться. Дураки, право же дураки, – пронеслось в голове Бибикова. – А может, встать сейчас и сказать им, что они дураки? – вдруг ударила шальная мысль в голову. – Вот просто встать и сказать. То-то заваруха будет! Да нет, нельзя, выгонят, карьере конец», – одёрнул себя Бибиков.
Но мысль не отпускала и не хотела уходить. Она долбила по вискам, надсмехалась над ним, подзуживала над его трусостью.
«Да, нет, да, нет, – вбивались гвоздями в воспалённый мозг. – Да!»
Какая-то неведомая сила приподняла его и вырвала из кресла. Он сделал шаг вперёд, повернулся к литерным рядам и, перекрикивая музыку, выдохнул:
– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!
Ни гула возмущения, ни того, как его тащили к выходу и как он оказался дома, Александр Петрович не помнил. Силы оставили его.
Назавтра коллежский секретарь Бибиков получил отставку и был направлен на Кавказ. Стараниями Верниховского, который чувствовал некую вину перед молодым человеком, ему была определена низшая чиновничья должность, с которой он и начал новую жизнь.
А Петербург, посудачив три дня о странной выходке Бибикова, продолжал жить своей жизнью. Проходили десятилетия, иногда менялись цари, менялся и состав литерных рядов.
Однажды перед началом очередного спектакля в них проследовал старый генерал. Лишь немногие признали в нем Александра Петровича, который, начав на Кавказе и продолжив дипломатическую службу в восточных странах, вернулся в столицу. Кто-то усмехнулся, а кое-кто предпочёл сделать вид, что генерал ему не знаком.
Однако в середине спектакля из первого ряда вдруг поднялся седовласый генерал и громко крикнул, повернувшись к публике:
– Господа! Какие же вы дураки! Вы все дураки, господа!
Это были последние слова Бибикова. После них сердце его остановилось от апоплексического удара.
Живой
Сорокалетний мужчина Изосим Павлович Кречетов начал это летнее утро как обычно в последние месяцы – облачился в омытый многими дождями плащ и вышел прогуляться. А что ещё остаётся делать интеллигентному человеку, умудрившемуся в силу своего тихого нрава потерять сначала работу, а затем и сварливую жену? Сил на обустройство новой жизни ему не хватило, вот он и лёг в дрейф, не очень, впрочем, от этого огорчаясь. Благо, что от родителей остался в наследство кое-какой антиквариат, время от времени исчезавший с полок и превращающийся после нехитрых комбинаций в средства к существованию.
В подъезде Изосима кто-то окликнул, но когда он обернулся, никого не было.