пропал из виду.
Берега заросли низкими березками, кое-где виднелись кусочки уже убранных полей, а подальше от Вологды – крепкие избы и ветряные мельницы, похожие на маленькие избушки, насаженные на деревянные срубы. Гриша следил, как мимо проплывают берега, слушал размеренный голос Василия, читавшего псалмы. Среди богомольцев возник небольшой спор, нужно ли читать девяносто второй псалом, он – для тех, кто странствует по морю и находится в опасности.
– Будем читать впрок, – сказал Василий Игнатьевич. – Нам еще плыть по морю на поморских кочах. Там-то вы и поймете поговорку: кто в море не бывал, тот Богу не маливался!
Ближе к вечеру, после ужина, ощутимо похолодало. Василий Игнатьевич распорядился доставать из мешков зимнюю одежду и даже валенки.
– Какие тебе валенки – сентябрь месяц на дворе! – возразили ему. – Днем-то какая жара была!
– А вот стемнеет – поймешь! Эй, отроки! Где вы там? Спать пойдете в казенку, укроетесь тюфяками. По дороге раздобудем вам хоть какую лопотину.
Женщины тоже ушли в казенку. Гриша ни шубы, ни полушубка, ни тулупа не имел, взял в дорогу то, в чем бегал зимой, свою студенческую шинель на вате, с самым что ни на есть дешевым воротником. Чтобы добежать до гимназии, она еще вполне годилась. Но чем темнее делалось небо, тем холоднее – ветер. Сообразив, что этак к утру он схлопочет горячку, Гриша пошел к Василию Игнатьевичу проситься в казенку.
Странник был на носу, беседовал с Авдеем.
– Что, дядя Авдей, хорошо бежим?
– Исправно бежим, – ответил Авдей. – Сейчас меня Матюшка сменит, посидим, потолкуем. Потом опять я. Сон у меня стал плоховат, так пускай молодцы спят, а я уж тут…
Он был уже в длинном тулупе и даже в шапке.
– Верст тридцать, поди, пробежали?
– Меньше. До Сухоны – двадцать восемь верст, а мы к ней еще не подошли. Вот войдем в Прокоп – тут сажен через триста и будет тебе Сухона. Прокоп этот между Вологдой и Сухоной, сказывали, сам царь Петр прорыть велел.
– Сказывали, он и в Вологде живал.
– Я тебе как-нибудь домишко покажу, где он останавливался. Хороший каменный домишко, там теперь склад льна.
Гриша ежился в шинели. Он и не подозревал, насколько она изношена.
– Василий Игнатьевич! – окликнул он. Тот обернулся.
– Чего тебе?
– Василий Игнатьевич, я совсем продрог…
– Вот же чадушко! Дядя Авдей, вели, чтобы этого бедолагу в казенку пустили.
– Ты, брат Вася, впредь гляди, кого с собой ведешь. Не то как раз доставишь в обитель – и с коча прямиком на кладбище.
Грише стало совсем грустно.
Однако отступать было некуда.
Глава 2
Андрей Ильич Славников эту ночь спал крепко, сновидения были мирные, он не вскакивал, крестясь, потом не сидел на постели, качая головой, не отпивался холодной водой, приготовленной заранее, не проваливался в следующий акт пьесы, которую играли в голове все те же актеры.
И