к дому, я заметила у ворот маленькую рыжую собачку неопределенной породы, явно дитя не запланированного скрещивания, а плод спонтанной любви. Она сидела, жалобно поскуливая, поджав под себя переднюю лапку. Я притормозила, открыла дверь и спросила:
– Эй, собака, ты чья?
Песик зарыдал и поплелся ко мне на трех лапах. Мигом в сердце вползла жалость. Я подхватила тощенькое тельце, покрытое мягкой шерстью, отметила, что глаза и уши у собаки совершенно чистые, и сказала:
– Похоже, ты не из дворовых!
Найденыш замахал довольно крупным, похожим на метелку хвостом.
Ладно, сейчас отнесу его в дом, вызову ветеринара, а затем развешу по всему Алябьеву объявления, скорей всего, песик удрал у кого-то с дачи, представляю волнение хозяев.
Я внесла собачку в холл и посадила в кресло. Из столовой доносились голоса. Позвонив ветеринару, пообещавшей приехать через час, я пошла туда, где все уже сели ужинать.
Во главе стола, на том месте, которое обычно занимал Глеб Лукич, сидела очаровательная старушка, та самая, похожая на булочку.
– О, – сказала она, – а вот и милая гостья, представьте нас друг другу!
Ефим, более мрачный, чем обычно, буркнул:
– Может, обойдемся без Малого театра?
Бабуся не заметила грубости, а может, просто не поняла, что ей нахамили. Ее лицо сияло самой радостной, приветливой улыбкой. Кара попыталась загладить бестактность муженька:
– Роза Константиновна, это Лампа. Лампуша – это мама Ефима, Роза Константиновна.
– Ах, у вас интересное имя, – заморгала бабушка, – никогда не слышала подобного. А полностью, если с отчеством, как вас величать? Лампада?
Я глянула на старушку, та цвела улыбкой. Нет, похоже, не издевается, и впрямь не знает.
– Евлампия Андреевна, но лучше просто Лампа.
– Ах, ах, ах, Евлампия! Ну надо же, так звали мою бабушку, вот уж не предполагала, что встречу в нонешние времена молодую женщину с подобным именем. Хотя, помнится, когда Фимочка был маленьким, мы ездили каждый год на Рижское взморье, в те годы считалось очень полезным снимать дачу на Балтийском море. Так вот, жили у старой латышки Эльзы. У той, только представьте себе…
– Роза Константиновна, – перебила свекровь Карина, – я вам положила чудесное мясное суфле, Евгений теперь специально для вас будет готовить диетическое. Кушайте, остынет.
– А я не люблю горячее, – не сдалась старушка и, ковыряя вилкой нежное мясо, продолжила: – У этой Эльзы имелось четыре сына, а муж во время Отечественной войны сотрудничал с фашистами. Кстати, латыши встретили немцев с распростертыми объятиями, надеясь, что Гитлер победит коммунистов. Но вышло по-иному.
– Мама, ешь! – грубым тоном сказал Ефим.
– Да, да, спасибо, чрезвычайно вкусно, – закивала головой Роза Константиновна. – Мужа Эльзы, естественно, посадили, она одна поднимала детей. Первый мальчик…
Голос старухи, неожиданно громкий, звонкий, какой-то въедливый, проникал в меня почти до печени. Иногда, когда собеседник начинает вываливать мне на голов�