жара и забытья доктору отыскать не удалось. И хотя переживания (а переживать было из-за чего: все «Тёмные Тисы» облачились в траур, оплакивая безвременную кончину госпожи Эшлинг) редко приводили к столь прискорбным последствиям, какие тут ещё могли быть причины?..
Об истинных причинах знали только три человека: впавшая в болезненное забытьё няня, экономка Одан и господин Эшлинг, которого экономка, вопреки правилам, предписывавшим слугам охранять ночной покой своих господ, разбудила сразу после того, как собственными глазами убедилась в правдивости фантастического рассказа няни – или, по крайней мере, изрядной его части.
Большую часть произошедшего удалось сохранить в тайне. Рассудок бедной госпожи Эшлинг помутился, и она бросилась в реку, оставив безутешных мужа и дочь, – вот и всё, что стало известно окружающим.
Новоиспечённый вдовец, впрочем, был не столь уж безутешен – напротив, он оживился, услышав ту часть истории, в которой описывалось преображение глаз дочери. Однако господина Эшлинга не замедлило постигнуть очередное разочарование: при свете дня его Альмагия выглядела как обычно (ну, насколько он её помнил – а помнил, стоило признать, весьма смутно).
После этого казуса доверие господина Эшлинга к рассказу няни, и без того невеликое, и вовсе почти исчезло. Господин Эшлинг пришёл к выводу, что разиня няня попросту заснула во время исполнения обязанностей, была замечена за этим и с перепугу сочинила небылицу себе в оправдание. Он остался вполне доволен собственной проницательностью, а верная экономка не посмела ему возразить.
Но вот угроза репутации, в отличие от всех этих бредней, была вполне реальной. Её господин Эшлинг допустить не мог. В соответствии с его указаниями дело предстало в наиболее прозаическом и извинительном свете, а на всё, что могло хоть как-то повредить роду Эшлингов, был наброшен покров молчания.
Экономка Одан почтительно умолкла, завершив рассказ.
Альма, на всём его протяжении не издававшая ни звука, продолжала безмолвствовать.
Повисла тяжёлая тишина.
– Няня… – собственный голос показался Альме чужим, незнакомым. – Что стало с ней? Могу я её увидеть?
Экономка покачала головой:
– Мне очень жаль, госпожа.
– Что произошло?! – надежда расспросить единственного человека, видевшего все невероятные события той ночи своими глазами, едва появилась и тут же разбилась вдребезги. – Это всё та горячка, она её погубила?
– Нет, через две недели кризис миновал, и ещё через пару недель бедняжка сумела встать на ноги… Но её больше нет в «Тёмных Тисах».
Альма непонимающе моргнула. Отец отослал няню в деревню? Или… случилось что-то иное?
– Если её нет здесь, то где она тогда есть? Мне нужно знать!
На последних словах Альмы экономка поглядела на неё с сомнением – чего не позволяла себе никогда, считая опасно близким к неучтивости. Слово хозяина или хозяйки в доме – закон. И всё же…
Возможно,