лифчика над ее грудью.) Активность их прервало заставшее врасплох прибытие позднего автобуса, и хотя они устроились на одном сиденье, с бешено колотящимися сердцами и раскрасневшиеся, они позволили себе всего лишь держаться за руки. У Лизы кружилась голова от мысли, как далеко и с какой скоростью она готова зайти с этим мальчиком, которого находила привлекательным, но не слишком хорошо знала. Судя по ошеломленному выражению его лица, мысли их, казалось, бежали параллельными путями. Лиза боялась, что он расскажет об их встрече своим друзьям, похвастается тем, что пощупал сиськи чирлидерши, но, насколько ей известно, он никому ничего не рассказывал. Несколько раз после этого они вместе ждали последний автобус, но больше ничего не происходило. Дело в том, что было бы наивно полагать, будто девочка, достаточно взрослая, чтобы работать, не может иметь сексуальных чувств и переживаний. И все же была разница – разница существенная между тем, чтобы заниматься петтингом с симпатичным парнем, на которого ты положила глаз, и… Лиза не знала, как это назвать. Отношения с кем-то вроде Сефиры? По сути, полагала она, это слово довольно точное: отношения той же природы, что и между рыбой и миногой – присосавшейся к ее боку, прогрызшей в ней дыру, чтобы высосать внутренние органы. Вот только в этом случае рыба пригласила миногу прилепиться к ней. Ладно, допустим, сравнение не слишком удачное, но суть та же: Сефира была паразитом, использующим мечты и желания своих хозяев, привязываясь к ним и питаясь ими, в некоторых случаях в буквальном смысле. То, что она воспользовалась одиночеством, которое Лиза распознала в девушке (и которому сочувствовала), показалось ей особенно мерзким.
К не утихшему шоку от угрозы револьвером и к растущему отвращению к Сефире примешивалось что-то еще, воспоминание о чем-то произошедшем за ту четверть секунды, которые потребовались Лизе, чтобы сократить расстояние между ней и девушкой и схватить ту за руку. За этот крохотный миг она успела увидеть девушку, окутанную тьмой, словно завернутую в саван из черного муслина. Тьму пронизывали точки света – так, по крайней мере, она думала (в этой детали она была менее уверена). К тому времени, однако, боль в зубах усилилась до такой степени, что у нее разболелась голова. Сосредоточиться на чем-либо, кроме дороги, разворачивающейся впереди, было трудно, почти невозможно. Может, попросить Гэри узнать об этом у мадам Сосострис? Возможно. Это означало бы обсуждение нападавших, которых Сефира оставила дожидаться ее, их попытки убить или хотя бы навредить ей, но, возможно, стоило бы услышать, как Гэри разохается по поводу ее безопасности, еще раз выразит сожаление о том, что втянул ее во все это, дабы позволить себе лучше понять, частью чего она стала. Как бы она отреагировала, если бы Гэри попросил ее прекратить погоню, мол, это слишком опасно и он примет последствия, с которыми столкнется? А как бы она отреагировала, если бы он этого не сделал?
Позже в тот же день на окраине Денвера во рту у нее полыхнул жестокий пожар, превративший ее зубы из памятника мастерству ортодонта в сад пожелтевших клыков. Все мысли о чем-либо испарились,