дней после злополучного интервью я встретил на светском ужине в Париже ту самую смуглую красотку-актрису, которую Дули привозил с собой в Оспедалетти, – мы с ней оказались соседями по столу. Она спросила, бывал ли я с тех пор у Тьебона. Я ответил, что обязанность каждый день наблюдать, как семидесятилетний старик истязает себя, доблестно играя в бильбоке на водных лыжах, для меня слишком тягостна.
– Да, – сказала актриса, – это было не очень приятно. Мужчины частенько умирают задолго до того, как лягут в могилу. Давно вы видели Джима?
Я сказал, что мы почти не встречаемся.
– Он тоже играет в бильбоке, – странным тоном заметила она и ухмыльнулась.
Этот тон и ухмылка разбудили мое любопытство.
– Вот как?
Прежде чем ответить, она повозила вилкой в перигорском соусе.
– Ну… у него свое бильбоке, а доблести он проявляет в крупном бизнесе. Мощнее его сегодня в Европе, пожалуй, никого и нет. – Она сделала глоток шампанского и с усмешечкой добавила: – Я, конечно, имею в виду финансовую мощь.
От этих слов у меня словно мороз по коже пробежал. Актриса отвернулась и болтала теперь с другим соседом, а я исподтишка приглядывался к ней – верно, первый раз в жизни смотрел на хорошенькую женщину так, как смотрит на соперника вступающий на ринг боксер. И первый раз мужское достоинство представилось мне под таким углом. Прежде я как‑то не видел тут пищи для иронии.
Окна бара “Гритти” выходят на Большой канал, поэтому Дули увидел меня издали и, едва взойдя на террасу, двинулся прямо ко мне с протянутой рукой. Обычно с “изваяниями” сравнивают женщин, однако мало кто так заслуживал чести быть высеченным в мраморе или отлитым в бронзе, как Джим Дули. Все в нем: фигура, рост, посадка головы – говорило о необычайной силе, казалось даже, что не природа создала такое совершенство, а рука скульптора, желавшего польстить заказчику. Он был без галстука, расстегнутый ворот белой рубашки размашистым треугольником лежал поверх спортивной куртки. Шевелюра его оставалась столь же курчавой и пышной, хоть и поседела, но буйные кудри уже не так удачно обрамляли лицо, которое не пощадило время. Черты его расплылись и сохранили с прежними, тонко очерченными, лишь смутное сходство, по которому память может опознать постаревшего знакомца. А ведь он старше меня лет на семь-восемь, не больше. Одной рукой Дули крепко стиснул мою, а другой приобнял за плечо, – не перевариваю таких покровительственных жестов.
– Рад вас видеть, старина, очень рад! Последний раз мы, кажется, встречались… Когда же это, а?..
Он засмеялся, как бы извиняясь за то, что не может припомнить, подхватил меня под локоть и потащил к столику в самом углу бара. За пару недель до того я попросил в женевском банке, который контролирует Дули, ссуду в триста миллионов да еще скидку – аж пятнадцатипроцентную! – при уплате переводных векселей на почти такую же сумму. Знал ли он об этом? Кредитное сжатие начинало, как говорится,