последних Светозарных, не ломаем подбирающиеся к Шельфу улья и держимся подальше от всего, что связано с птицами. Мы выполняем щекотливые задания и приносим влияние некоторым из благородных господ, если нам сопутствует удача. И у нас есть правила. К сожалению, некоторые из них никому из нас не нравятся, но им приходится следовать. По причинам, которые я описал – чуть выше.
Все согласились с этим когда-то. Так и повелось.
Первый закон «Соломенных плащей» гласит: если солнцесвет разряжен, то один из нас дарует ценой жизни жизнь остальным. Это риск, который всегда с нами, когда мы уходим в Ил. Он ничтожен. Куда проще нарваться на жеребенка, рвача или мечтателя, чем разрядить солнцесвет. Но порой такое случается, цветок гаснет и тогда дело за жребием.
Пятеро из нас никогда не тянут его.
Капитан. Потому что он Капитан и этим всё сказано.
Я. Потому, что я единственный, кто может нести на себе булыжники и не сдохнуть.
Болохов. Потому что он наш колдун, росс, а они народ, имеющий предрасположенность к Белой ветви колдовства, что сразу намекает о способности зарядить уже истощенный солнцесвет.
Голова. Потому что он из Фогельфедера и по слухам личный поверенный лорда-командующего, благородный из дома Пеликанов, наблюдающий… простите, сопровождающий «Соломенных плащей». И прикончить его в таком ритуале, значит огрести проблем в Айурэ до конца жизни. И не скажу, что она будет очень уж длинной.
Ну и Толстая Мамочка. Потому что она вообще не человек, а из народа килли. И её использовать, всё равно, что доить плотву – занятие совершенно бесполезное.
Поэтому наша развесёлая пятерка тянет первый жребий. Жребий палача.
Я ждал рядом с Болоховым, на каменистом невысоком холмике, откуда открывался вид на всю площадку. Росс щурился, смотрел на розовый месяц над пустошами, чуть шевелил губами, явно что-то высчитывая. Работа ему предстояла не менее грязная, чем мне. В руке он сжимал объемистую колбу, в которой находился солнцесвет – сейчас не ярко-золотистый, испускавший теплый свет, а почерневший, с вялыми листьями и согнутым стеблем.
Опустошенный до последней капли.
Болохов ниже меня на полголовы, носит чёрное, плюет на треуголки и предпочитает шляпы с полями. Пшеничные усы, высокие залысины, чуть красноватое лицо и ярко-голубые безучастные глаза. Они холодны, даже когда росс веселится. В них нет никаких тёплых эмоций. Порой его правую щеку пронзают тики и тогда она дергается вместе с нижним розовым веком, а уголок рта начинает плясать, то ли пытаясь улыбнуться, то ли расстроиться. Мне всегда кажется, что под этой щекой кто-то живет, какой-то проклятый совами паразит, пытающийся выбраться из тела колдуна на волю.
Мы с Болоховым друг друга терпеть не можем. Без особой личной причины, признаюсь в этом. Просто бывают люди, которые подходят друг другу, как перчатка стопе. Я не жалую Белую ветвь – это тёмный путь колдовства, плотно завязанный на человеческой крови и смерти. Он не жалует мою излишнюю «щепетильность» в вопросах, которые его не заставляют даже вздрогнуть.
Но