долга. Временно отстранившись из-под вездесущего взора Партии, принудившей его бросить все, и идти воевать, он просто наслаждался текущими минутами, до конца не понимая, что, и по какой причине происходит. По сути, он и не старался понять, в этом не было совершенно нужды (по крайней мере, такое ощущение присутствовало на данный момент). Погружаясь в сон, Комиссаров обдумывал прошедший день, который начинался с трагедии, а закончился чередой согревающих сердце событий. Но на фоне наслаждения, периодически обостряясь, душу терзало напоминание о том, что на рассвете юноша потерял всех своих сослуживцев. Подобную боль он испытывал уже далеко не в первый раз. Нельзя сказать, что Юра был совсем обделен привыканием к подобному, но все же переживал он изрядно, хоть и внешне это распознать было сложно. Он знал своих здешних товарищей лишь едва. На назначение на Дальнеполярный участок было получено совсем недавно. Но переживание скорее было не из-за потери близких друзей или знакомых, а в следствии смерти как таковой. Ведь их жизнь мало чем отличалась от его. Такая же типовая, одинаковая судьба просто рядового, из коих состоял многомиллионный костяк Красной армии. Для таких, как он каждый день имел равные шансы на то, чтобы стать последним. Под влиянием воодушевляющей пропаганды задумываться о подобном часто не приходилось, от того мысли о гибели пугали. От неимения привычки к ним. Смерть всегда пыталась преподноситься как что-то героическое, что-то, в некотором роде торжественное. Нередко возвращаясь из боя Юра слушал речи, посвященные своим павшим товарищам, не раз бывал на красных похоронах, где пор бравурные марши хоронили в землю сотни тел. И так или иначе во всем вышеперечисленном главной мыслью всегда была идея. Высшая идея о социализме, Партии, вождях и классовом равенстве. Смерть получила прочную ассоциацию с чем-то праведным, с высшей идеей. Сегодня же, ни с какими патриотическими почестями он не сталкивался. Простая, тупая голая смерть. Никаких маршей не прозвучало, посмертно никто не награжден, а десятки тел остались догорать и гнить на пригорке. Возникло до тошноты странное ощущение какой-то незаполненности, необработанности чувств, к которой юноша так сильно, хоть и невольно пристрастился. Из-за чего, на какой-то отрезок времени страх смерти почти что достиг уровня первобытного, необузданного. Мозг начал ожесточенные дебаты, между тем, чтобы оставить все, и остаться с Леной, или вернуться под красные знамена.
Спустя час мытарств, идейность одержала верх над людскими чувствами, а в некотором роде, еще и над здравым смыслом. Печально воздохнув, юноша бесшумно поднялся с дивана, и написал лежащей на секции ручкой благодарственно-прощальную записку, в которую сейчас были влиты самые красноречивые и душевные слова, что ее автор только смог тогда припомнить. Встав у двери Юра в очередной раз окинул взглядом покидаемую комнату, после чего все же решился подойти к Лене, и немного нагнувшись к её лбу, легонько, с долей страха, поцеловал. ¶¶
Столб за столбом, в даль уходили линии