о мутациях, о взаимосвязи мозга и сознания. Среди них и молодой ученый Каримов, которому пришло в голову одна из версий появления и развития мозговой системы.
Вероятно, так совершаются прорывы в науке. Однако, что касается гипотезы Каримова, действительно ли это прорыв и в какой области? Биологической? Методологической? Антропологической? Философской? Ведь выдвигаемое научное предположение буквально переворачивает все представления о головном мозге, сознании и эволюции животных и человека. Действительно ли переворачивает? Логику? Предметику? Понятие? Правда в том, что предположение Каримова не приближает, а усложняет и удлиняет ответ на очень важные и фундаментальные вопросы эволюции и суть самого мозга и человека, в целом.
Общеизвестно, что эволюционная теория Ч. Дарвина иногда терпит крах из-за проблем «неизвестных промежуточных видов». Все в поиске доказательств того или иного «промежуточного вида», но их нет до сих пор. Наиболее отчаянные исследователи, как Каримов, задаются вопросом: по какому вектору шла не только наша видовая эволюция, но и вообще всего живого? Ныне доказано, что эволюция жизни и видов шла в самые разные стороны, причем, повсеместно и единовременно.
Установлено, что природа действует по принципу заведомой избыточности и приспособляемости. Между тем, на основании универсализма самого эволюционного процесса, эпигенетических, эписелекционных механизмов эволюции, обуславливающий огромную пластичность онтогенеза можно же было хотя бы допустить мысль о том, что на каком-то вираже эволюции отдельный простейший организм каким-то образом получил приоритет за счет своего умения накапливать и пользоваться информацией.
Дарвинизм, таким образом, согласуется с пластичностью эпигенетических изменений между поколениями и постоянным нарастанием фенотипического разнообразия в результате того, что эпигенетика усиливает передачу по наследству приобретаемых при жизни признаков.
Наибольшую пользу от эпигенетической передачи признаков извлекают организмы, находящиеся на одном месте. Чем больше привязан организм к одной точке, чем ниже у него способность к рассеиванию генов по другим точкам и чем проще у него поведение, тем важнее ему максимально передавать потомкам наработанные при жизни эпигенетические признаки. Это объясняет то, почему в мало изменяющейся среде меньше эпигенетически активных организмов меньше, а в активно изменяющейся среде их больше. Так и в романе «Икс-паразит».
В рабочей гипотезе Каримова оговаривается о том, что нельзя ли допустить, что все ветви эволюционного древа, верно отражая многомиллионный временной процесс эволюционных преобразований, касаются лишь векторы эволюции функциональной особенности одного и того же вида простейших? – «Так, наверное, задается ученый, явно не гуманист, а ярый сторонник либо трансгуманизма, либо карианства.
А ведь такая идея