семьи. – Мне захотелось обвить руками Дениса за талию и раствориться в успокаивающей мягкости его куртки. – Я всего лишь чужак, который наблюдает за всем со стороны. Отец должен сам объяснить, ради чего тебя сюда привез.
– Было бы легче поговорить обо всем со своим сверстником, чем с папой.
Вой псов затих.
Рука Дениса в очередной раз скользнула по моей голове, а затем пошла ниже и остановилась на плече. Он обнимал меня и медленно покачивал из стороны в сторону, будто убаюкивая. Двигаясь в такт с ним, я поняла, что дрожь отступила, и закрыла глаза, наслаждаясь наступившим спокойствием.
– Ответь мне хотя бы на что-то. Для меня это важно. Правда.
Денис медленно вдохнул и звучно выдохнул, и мне показалось, что он вот-вот уступит. Не хватало только еще немного подтолкнуть.
– Пожалуйста, – добавила я и понадеялась, что этого хватит.
– Ладно, – все же сказал он, и я приободрилась. – Но я отвечу только на один вопрос.
Один вопрос лучше, чем ничего. Выбирать нужно было с умом, и я не знала, что беспокоит меня больше.
– Зачем оборотням понадобилась псарня?
Денис помолчал, и внутри меня успело зародиться сомнение, что я дождусь ответа, когда вдруг Дроздов все же заговорил:
– Псарня нужна оборотням затем, чтобы заботиться о тех, кому больше не стать человеком.
Я тут же открыла вновь глаза, не веря в услышанное, и отстранилась. В этот раз Денис не стал меня удерживать.
– Большинство из них, как и ты, – продолжил он, – решили никогда не давать волю зверю внутри. В отличие от вампиров, оборотни не черпают свою силу из естественной, природной силы земли, как это изначально задумывали ведьмы[1]. Наша связь к наследию предков устанавливается через духов первых оборотней. Те, кто обрел связь с одним из них, навсегда становятся связаны. Рано или поздно вы притираетесь друг к другу. Учитесь жить сообща, как я и моя волчица. Но не все готовы даже попытаться. Многие, как ты, пытаются заглушить зверя внутри и расплачиваются за это.
Денис сделал паузу, давая мне возможность переварить услышанное, но я не находила слов. Узнать, что все мои надежды были не устойчивее карточного домика, было настоящим испытанием. Мерзкое чувство об иллюзии выбора больно ударило по настроению, призывая опустить руки и перестать пытаться все изменить: об обычной жизни и уж тем более о поступлении в институт не могло быть и речи, пока я такая.
Но в то же время я поймала себя на мысли, что Косте как-то удавалось жить обычной жизнью. Отучиться на профессию, устроиться на работу и даже завести семью. Я была прямым доказательством того, что у отца получалось совмещать две разные стороны своей жизни. Однако проблема была такой же явной, как и мое существование: Костя справлялся не безупречно.
От семьи у него осталась только дочь, а работа множила проблемы, заставляя отца удерживать хрупкую дистанцию между обычными горожанами и оборотной стороной Ксертони.
Был