здесь и сойдемся, – негромко сказал Абдул-Меджид.
Кто-то пытался их остановить:
– Бросьте вы эти железные игрушки, давайте врукопашную!
Но бойцы уже схватились. Поначалу они двигались неловко – будто боялись пораниться, наносили удары неумело. Потом опасность преобразила обоих – это были уже не юноши, а зрелые мужи: Ваха спокоен, Абдул – равнодушен. Раньше я думал, что бой – это бешеное мелькание и скрежет стали. Нет, время будто остановилось, и я мог разглядеть каждый ход, будто это была неторопливая шахматная партия. Они подставляли ударам локти, и вскоре их рукава потемнели от крови. Бой был неравным, потому что нож Вахи был значительно длиннее. Генерал, хозяин дома, закричал:
– Да разнимите же их, эти мальчишки убьют друг друга! – но никто не двинулся с места.
Абдул-Меджид пытался сократить расстояние, чтобы достать противника. Он рванулся вперед, нож Вахи тем временем остался неподвижен и вошел в грудь Абдула. Тот вытянулся на траве и выдохнул:
– Как это странно, будто я сплю.
Больше он ничего не сказал, не шелохнулся, и глаза его остались открытыми. Ваха, казалось, не ожидал, что это может закончиться смертью.
Он плакал, как ребенок, и, склонившись над мертвым, умолял простить его. Будто все, что произошло, ужасное и бессмысленное, случилось помимо его желания. А я ведь желал, именно желал быть свидетелем, и вот я увидел, что хотел. Но смотреть на это было выше моих сил. Впоследствии поединок был представлен как благородная дуэль – на шпагах или на саблях, точно не знаю.
Прошли годы, и мне не раз хотелось довериться кому-то из друзей. Но гораздо заманчивее было молчать – владение тайной возвышает над повседневностью. Совсем недавно случайный разговор неожиданно подтолкнул меня нарушить тайну поединка. Отставной полицейский ротмистр рассказал мне о поножовщинах, постоянно происходивших в долине Терека. «Этот народ, – заметил он, – не гнушается ничем, лишь бы взять верх и одолеть противника. Драчуны от природы, удаль напоказ. Но до братьев Магомедовых и Даты Туташхия об открытых поединках здесь почти не слышали». Вот тогда-то я и рассказал ему, что был свидетелем одной из таких схваток двадцатилетней давности.
Ротмистр выслушал мой рассказ очень внимательно и спросил, уверен ли я в том, что Абдул и тот, второй, как его там – Ваха, что ли? – не вполне владели ножом. Они ведь горцы и могли научиться этому искусству в своих поместьях.
Я ответил, что Ваха и Абдул совсем не военные, они только что вернулись из столичного университета, молодые люди в той компании прекрасно знали их, а также друг друга, и то, что произошло, оказалось для всех полной неожиданностью.
Ротмистр рассказал мне, чем прославились два ножа с изогнутой крестовиной – Кири Хучбастова и Зелимхана. Я сразу вспомнил о разговоре с генералом Чермоевым. Потом он сказал о том, что ножи с деревянной ручкой и изображением волка… Их ведь сотни. В окрестностях имения Чермоева в те годы бродил известный забияка и задира Ахмед Хучбаров. Тот начал