и кого хочешь. А я что? Мне вечно не до этого, и ей – с работой-то в школе – тем более.
– А сейчас нам куда?
– Видишь полоску света? Где-то там…
И Тоха с Федей двинулись к стене. Наверху раздался голос:
– Антон! Ты где? Надо воды наносить в баню!
Тишина. Снова шаги, скрип половиц. Забрякала посуда.
Тоха наконец нащупал проём, отодвинул засов, тихонько приоткрыл дверь – не заскрипит ли?
Скрипнула. Тогда Тоха стал открывать медленно, по миллиметру.
– Что это? – послышался голос Тохиной матери. – Опять домовой балует под полом? Говорила я, что у нас кто-то живёт, – никто не верит, ещё и коллеги стыдят, что учительница, а суеверная.
Низкая дверь впустила немного света. Тоха приложил палец к губам и махнул Феде рукой: мол, пошли. Он переступил через высокий порог одной ногой, другой. Подождал, пока выберется Федя, медленно затворил дверь, закрыл снаружи на массивную вертушку.
Мальчишки, согнувшись в три погибели, прошмыгнули в дымчато-зелёные кусты живой изгороди, из кустов – на дорогу, и бежать.
– Куда теперь-то? – немного задыхаясь, спросил Федя.
– Давай на нашу базу на дереве! – предложил Тоха.
Они добежали до небольшого пруда в конце улицы, дальше пошли пешком.
А вот и роща, ещё по-майски прозрачная, с набрызганными светло-зелёной краской листьями и яркими жёлтыми островками мать-и-мачехи. В стороне от тропинки, на одной из старых берёз на высоте метров пяти построена база из старых досок, которые разрешил взять Федин отец, местный деревенский священник. Он с семьёй приехал в село Бурундуки, где жил Тоха, семь лет назад по распределению. Тогда общими силами здесь была построена небольшая церковь. Мужики помогли отстроиться и батюшке, отцу Николаю.
Вот тогда-то соорудили и Федя с Тохой своё собственное стратегическое жилище на дереве. Правда, теперь оно стало мальчишкам уже маловато, но там всё ещё хранились бинокль, старая карта, жестяная банка с монетами, крючками, пуговицами и даже обломком ножа.
В домик можно было забраться только по сучьям. Но хоть и болталось на ветках какое-то подобие верёвочной лестницы, была она скорее для антуража.
Одним словом, девчонкам в это убежище вход был заказан: ни одна из них наверняка не смогла бы залезть в святая святых, даже если бы обнаружила это жилище.
Тоха с Федей привычными ловкими прыжками забрались наверх и расположились на полу: Тоха у двери, Федя – у маленького окна с противоположной стороны.
– Тебе не влетит от матери? – спросил Федя.
– Не-а, – ответил Тоха. – Вечером воды в бочку принесу, и порядок. Что ей за меня переживать? Она вон за своих двоечников переживает – ей хватает. А иногда и за отличников. А я что? Думаю, она рукой на меня махнула…
Федя покачал головой, достал из кармана свёрток и положил на полку со словами:
– Вот, НЗ принёс. «Неприкосновенный запас» значит: свечу, спички и сухари. Пригодятся!
Он двинул неосторожно локтем и столкнул жестянку с сокровищами с полки. Жестянка грохнулась, всё рассыпалось.
– Посвети мне! – попросил Федя.
Тоха достал телефон из кармана, включил фонарик, наклонился, подсвечивая тёмный угол. И, пока Федя ползал на коленках, собирая мелкие железяки, спросил ехидно:
– Что, для тебя это до сих пор сокровища? Давай выкинем эту банку! Какой раз падает. Мы уже не малыши, чтоб дорожить всякой дребеденью.
– Нет, – возразил Федя, – это из нашего детства. Представь, будет тебе тридцать лет, откроешь ты эту банку и скажешь: «Эх!» – и пойдёшь совершать подвиги. Например, деньги зарабатывать. Или дом строить. Проснётся в тебе азарт…
– Ха-ха, – перебил его Тоха, – ну ты сочинитель!
– Да ты знаешь, сколько у моего отца таких артефактов?! – не сдавался Федя. Он стал перечислять: – Кораблик деревянный с парусом, самодельный; старинное серебряное кольцо с всадником, распиленное с одной стороны, – так что даже на мой палец как раз будет; АКМ – как настоящий, с прикладом, даже щёлкает!
– «Калаш» – то у него откуда? – удивился Тоха.
– Я допытывался. Говорит, купил, мол, это просто модель… – ответил Федя.
– Всё равно круто. У священника – и кольцо древнее с всадником, и модель АКМ хранится… А ты посмотри, что у нас: монетки какие-то, гайки, крючочки…
– Не какие-то, а старинные. Может, они даже ценные, – возразил Федя.
– Вот у твоего отца сразу понятно, что были приключения и жизнь интересная. А у нас… Скукота! У моего бати ничего из детства не сохранилось – всё сгорело ещё до моего рождения. А теперь у меня и отца-то нет…
– Извини, – тихо сказал Федя.
– Да что, что он дал-то мне? – вздохнул Тоха. – Он не пил только когда я маленьким был. Я даже помню, как он любил меня носить на плечах. Когда в лес ходили или в деревню к бабушке. Помню, страшно было – потому что высоко. А за волосы или за уши папкины ухватишься –