едва различимому чужому запаху. Увидь сейчас со стороны этого зверя знаток собачьих пород, он был бы поражен: слепой случай разбудил в этой собаке – единственной в своем роде – силу и навыки далеких, давно вымерших предков. Когда-то их создали специально для охоты на крупных хищников.
Его мощное тело лишь короткое мгновенье оставалось неподвижным. Однако когда Волк – так звали пса – повернулся назад, хозяина на тропе уже не было. Острые глаза, чуткие уши и нос, несравнимый по чувствительности с другими, даже дикими волчьими, не уловили рывка молодого охотника, исчезнувшего в густом ельнике. Казалось, толстый слой сухой лесной подстилки не позволял никому передвигаться бесшумно. Но ни один, даже самый тихий звук не нарушил сейчас обычного шелеста листвы!
Мало кто из живущих в этом мире мог распознать в стремительном движении человека отточенную технику искусства Дао. Но и самый бесстрастный мастер древнего искусства изумился бы, увидев сейчас охотника. Парню, столь искусно демонстрирующему навыки боевого искусства, только недавно исполнилось восемнадцать лет. Откуда мог знать простой деревенский парень о древнем учении Дао? Не в лесу же он научился этим плавным, текучим движениям? Не дикие звери были его учителями; тем более не сородичи, которых в мире начитывалось не более шести десятков.
И все они жили здесь, рядом, в одной деревушке. Родная деревня парня, до которой оставалось не больше версты, затерялась в дремучих лесах, где не было ни одной настоящей дороги. Попасть сюда из большого мира можно было только по звериным тропам; или на лодке – по тихой речушке Русинке…
Волк тоже бесшумно, хоть и не столь стремительно, прыгнул в ельник. А охотник между тем отметил, что мерный шум леса не разбавлен звуками недалекой уже деревни. Обычно уже за версту он слышал веселый звон молота по наковальне, а потом и звонкие крики играющих ребятишек.
Человек и собака заскользили по лесу подобно свету и теням. Так бесшумно и стремительно, как молодой охотник, мог прыгать меж кустом разве что солнечный луч, пробившийся сквозь густую листву. Весь вид охотника напоминал о солнечном посланце – длинные и светлые, цвета спелой ржи, волосы; голубые глаза – ясные, бездонные, словно небо в первый по настоящему весенний день. Этому спокойному, уверенному в себе, судя по выражению лица, парню как никому другому подходило имя, данное при рождении – Светослав, или Свет, как его обычно называли родичи.
Свет резко остановился и пригнулся, практически невидимый в густых кустах бузины. Рядом вздыбил шерсть на загривке Волк. Но рычание, готовое прорваться сквозь страшные зубы, не нарушило безмятежной, казалось бы, тишины леса. То ли потому, что крепкая ладонь опустилась на загривок пса; то ли, потому что Волк был не только громаден и силен, но и удивительно умен для собаки. А шуметь сейчас не следовало. Несколько мгновений оба рассматривали место, самой природой предназначенное для засады.
Вдоль узкой тропы, по которой охотники обычно возвращались домой, лежал огромный ствол старой ели, поваленный недавней бурей. За ней могли спрятаться, особо не теснясь, пара десятков воинов. Но сейчас только два человека, одетых в легкие кожаные доспехи, удобно устроились на куче лапника. Устроились с арбалетами в руках, направленными на тропу.
Свет знал, каким страшным оружием в опытных руках может быть арбалет. Сам он предпочитал на охоте лук – изготовленный собственными руками, и отличавшийся абсолютной точностью и бесшумностью. Любопытство, охватившее было Света, переросло сейчас в тревогу. Слишком вольготно – по-хозяйски – расположились на чужой земле эти люди. Все внимание они направили на тропу; никто не охранял сейчас их со стороны деревни. А значит там…
Волк отвлек хозяина от тревожной мысли, прижав уши и подняв голому кверху с немым вопросом в глазах. Свет понял этот вопрос. А поняв, захватил в горсть шерсть на загривке и легонько дернул, словно говоря: «Я сам!».
Наполнив грудь чистым лесным воздухом, он таким же стремительным, как прежде, рывком преодолел отделявшее его от засады расстояние и, казалось, лишь коснулся обоих воинов ребром ладони. Хорошо рассчитанные удары, нанесенные в нужное место, сделали свое дело. Два тела обмякли ровно настолько, что Свет успел не торопясь связать их и сунуть во рты чужаков оторванные с корнем рукава их собственных рубах.
Воины – оба темноволосые, скуластые – были крепко сложены. Давний шрам, перечеркнувший левую щеку более крупного и более старшего по возрасту воина – одетого побогаче и владевшего кривой саблей, украшенной самоцветами – указывал на участие его по крайней мере в одной битве. А скорее всего не в одной – потому что он, очнувшись, единственным движением тела явно понял, что освободиться без посторонней помощи не получится. Потому и замер опять, глядя на охотника спокойными, совсем не подходящими для бедственного положения, глазами.
Второй – помоложе – дергался, стараясь избавиться от пут, подольше. Даже попытался зацепиться кляпом за острый скол елового корня.
– Куда ты торопишься, – недобро усмехнулся Свет, рывком сажая его на лапник, – хочешь поговорить?
Он сунул