Испытывать эмоции, тем более, что-то чувствовать, это для меня непозволительная роскошь, невозможное расточительство. Я и так уже проявил их сверх всяко меры, когда позволил себе думать о судьбе этого ребёнка. Ужасно… но я подумал в это мгновение, что эта девочка и моя дочь. Не в биологическом, конечно, смысле. Странно, к Всеславу, первому своему удачному творению я не испытывал ничего подобного. Может быть, потому что его ждали и желали, а это дитя было создано с унитарной целью. И это не была любовь.
Глава 2. Любовь
И всё же я взял на руки этого ребёнка…
Процедура донорства костного мозга отнюдь не безболезненна, и любое обезболивание почти не даёт эффекта. Поэтому несчастная девочка испытала на себе всю гамму страданий. Я не выдержал в какой-то день ожидания её кормилицы, и взял малышку на руки. Удивительно, она тут же перестала плакать, слова только этого и ждала, и уставилась на меня большими тёмными глазами.
– Ну что смотришь, маленькая Ли? – спросил я.
Сам не знаю, почему я так назвал её, Агнесса нарекла девочку Всемилой. И признала своей внучкой, были оформлены все документы и внесли девочку в фамильные книги Вернигоров. Несмотря на то, что Ева была замужем, фамилию она и её дети носили историческую, что называется, с этим пришлось мириться зятю Агнессы, которому было поставлено это условие перед свадьбой. Ему нужно было быть кем-то вроде Вернигоров, чтобы назвать Еву и детей своим именем. Но он был из младших сыновей племянников Западного правящего дома, почти без прав наследования. Этого было достаточно, чтобы Агнесса не считала его ровней. Мне их отношения были неинтересны, но это отлично характеризовало Агнессу, ровней себе она вообще никого на Земле не считала.
Процедуры пункции костного мозга с забором материала мы производили четыре раза, и всякий раз девочка кричала страшно, признаться, я всегда не мог выносить криков, вообще громких звуков, они раздражали меня, но никогда до сих пор, они не пронзал меня до самого сердца. И сегодня по окончании экзекуции, я просто не смог уйти сразу из манипуляционной, как делал все предыдущие дни. Почему? Я не знаю, но впервые в жизни моё сердце дрогнуло, и я не ушёл, отвернувшись и борясь с желанием заткнуть уши, а взял на руки кричащего ребёнка, которого некому было приласкать и успокоить. В первый раз в жизни я держал в своих руках, в своих объятиях что-то живое, что-то, что смотрело на меня из «что» превращалось в «кто». Девочка замолчала, и смотрела на меня удивительными тёмными глазами, будто спрашивала: «Чего от тебя ждать?»
– Не бойся, малышка Ли, засыпай, – сказал я ласковым голосом, удивляясь самому себе. – Больше никто не станет тебя мучить. Теперь всё будет хорошо.
Она будто, и правда поняла меня, посмотрела некоторое время мне в лицо, а потом гримаска страдания окончательно исчезла с её личика, она зевнула и закрыла глаза, засыпая. А мне не хотелось класть её в колыбель. Мне хотелось держать её, этот потеплевший в моих руках комочек, доверчиво позволяющий качать себя. Я не знаю, когда бы я положил девочку