Из дневника Василия Трубкина, человека во всех отношениях порядочного и честного
Специально подбросил отравленного мыша в борщ. А умирать, тем более в муках, совсем не хочется, какие наши годы!
– Скорую! Немедленно вызывайте скорую помощь! – завопил вдруг как резаный Васильков, почувствовав внутри некоторое жжение. – Я эту мышь крысиным ядом накачал!
Жена оторвала голову от кустов крапивы:
– Ты что, дурак? Зачем?
– А затем, что мне надоели ваши коты на моих деревьях! Мне надоело губить то, что с таким трудом создавал! А все из-за вас! Вы всю жизнь мне отравили… Нет, не надо скорой. Поздно. Это конец, бесславный, но закономерный. За мою мягкотелость. О! Он посмеялся надо мной. Так смейся и дальше, гнусный котяра, гляди, как будет погибать в судорогах человек, призванный к великим свершениям! Пусть на земле останутся только глупые и бездарные коты!
– В самом деле, пора вызывать скорую помощь, – вполне спокойно отреагировала на истеричный монолог зятя Варвара Кантемировна. – Дочь, зачем ты позволяешь ему с утра пить? Диме и грамма нельзя.
– Не пил я! – прохрипел уже осипшим голосом Васильков. – Не верите?
Он сбегал к кострищу, где уничтожался дачный хлам, принес полиэтиленовый пакет, высыпал к ногам тещи содержимое. Разворошил груду ногой.
Варвара Кантемировна подняла перчатку, потом шприц.
– Я всегда говорила, что от алкоголизма до наркомании – один шаг.
– Вот, – сунул ей Васильков под нос банку с отравой.
– Очки забыла где, не разгляжу.
Не замечая ожогов от крапивы, жена вытерла об нее руки, взяла яркую банку с названием «Василёк».
– Это что, твой любимый корм? – попыталась пошутить она.
И через две секунды упала в обморок.
– А так ты, зятек, хотел моего сыночка на тот свет отправить?! – обнажила желтые зубные протезы теща.
– К черту Марика! Подумайте, если не обо мне, так о своей дочери. Она сейчас растворится как Снегурочка на костре! Глядите, у нее уже локти синеют.
– Не трогай мою дочь ядовитыми пальцами! Еще до ЗАГСа предупреждала, что ты ей не пара. Для начала я о тебе позабочусь, – потянулась теща к поленнице, нащупывая колун.
И вдруг рука ее повисла в воздухе.
– Погодите. Так я же борщ утром ела, холодным. Прямо из кастрюли.
– Мама, как вам не стыдно прямо из кастрюли, – очнулась дочка.
– Так что же, и я растворюсь вместе с вами, как крыса?
– Ага! – удовлетворенно кивнул зять.
Над лесом и полноводной рекой раздался душераздирающий крик «Спасите!» Кто именно кричал: Варвара Кантемировна, ее дочь или Дима, пьяный лесник не разобрал, но врачей вызвал.
Всех троих погрузили в санитарную лодку, предварительно уколов димедролом. Марик запрыгнул на грудь тещи, которая стонала и, закатив глаза, пыталась думать о вечном.
Дима покосился на Варвару Кантемировну: хоть бы в последние минуты жизни ее не видеть вместе с проклятым котом.
Неожиданно глаза его широко открылись, заблестели. Эфиопский проходимец держал в зубах