Из дневника Василия Трубкина, человека во всех отношениях порядочного и честного
как-то по-особенному сжимает, прямо тут завелась, оторва, даром что при последнем царе крестилась.
«На мужа ты мого бывшего похож, приглянулся, – сказала бабка. – Пойдем что ли, тут не далече. Али не хочешь?». «Отчего же? – выдавил из себя я. – Отчего же и не пойти, когда зовут».
И пошел ведь за ней, на ногах не гнущихся, словно глиняных, а пошел! О, натура человеческая, не измерена еще глубина твоей низости! Шел и смотрел ей в затылок и мысль сама пробивалась наружу, без всякого усилия – вот бы топор сейчас, как у Родиона Раскольникова, вот бы хрястнуть ей по темечку без всякого сожаления, чтоб кровища на всю округу! Какого порядочного человека смогла с пути истинного сбить, да что там сбить, просто погубить! Раз и навсегда, окончательно и бесповоротно.
А она идет, порой оступается, ойкает, тогда оборачивается и улыбается своей кажущейся милой улыбкой. Но меня-то не обманешь, я то знаю, что это маска наипритворнейшая, а под ней истинная злая личина. И ведь иду, хотя мог бы сто раз, тысячу раз убежать и надышаться свежим ветром где-нибудь за углом, на другой улице. Но не побежал, а брел обреченно, горя внутри страшным серным пламенем, выжигая себе последние здоровые внутренности. А как смотрели на меня ее приятельницы у подъезда! И видел я, что созерцают они меня с сожалением и укором, и в тоже время с пониманием – кто ж не согласится нынче заработать лишнюю копейку?
Я, я не соглашусь, для меня принципы важнее материальных благ и всяких глупых философий. Я не переступлю черту, которую переступил Раскольников, замаравшись о старуху. И какая разница, убил бы он ее или удовлетворил её похоть, а все равно бы погиб. Но я сильный, я выдержу, меня не возьмешь голыми руками.
«Очередной?» – ухмыльнулись соседки. «Ага», – только и ответила бабка, пропуская меня в подъезд. Квартирка маленькая, чистенькая, вылизанная в каждом уголке, с белыми занавесочками и тюльками на столах и древних комодах. Запах пирогов, мытых окон и корвалола. А вот и кровать, довольно широкая, неужели здесь это и произойдет? О, подлая человеческая натура! Улететь бы прямо теперь в космос, что ли, на Марс, а то и в другую галактику. И как дальше-то станем, неужели должен буду созерцать ее вульгарное обнажение? Она заказчик, я исполнитель, ничего не поделаешь, как решит. Бежать, неприменимо бежать! А, может, не надо, раз пришел? Бабке, видать, многого не понадобится, хотя в сетях пишут, что встречаются такие, что и в девяносто лет трех коней замучают.
«Может, сначала чаю?» – спросила старуха снимая платок и обнажая три желтые волосинки на голове». Чаю, на водку раскошелиться было жалко, а сама золотые горы обещает. Впрочем, тут сколько водки не пей, все одно не поможет. «Не надо чаю, – прохрипел я, будто перед повешением, – приступим сразу. Зачем же тянуть. Где ванная?» «В ванну потом, – ответила бабка, – напервой тут делать будем».
Вот значит как, тут. Прямо с улицы извольте контактировать