ка пищи. Как падальщик, я собираю крупицы оставшихся годными продуктов. Ищу под завалами и в незатопленных подвалах. Мало что уцелело после всего того Ада, что творился на поверхности.
Найдя эти напоминания о Земле, о той прошлой Земле, я стаскиваю их в своё гнездо, которое скрыто в многокилометровом чреве метрополитена. Только крыса Вергилий, как я называю своего соседа, влачащего своё существование вместе со мной, радуется маленьким подаркам от меня. Он попискивает от удовольствия, поглощая какую-нибудь мелочь, вроде сухого кусочка хлеба, пропавшего ещё Бог знает когда, или какой другой гадости.
Спасаясь от пришельцев в одном из незатопленных воздушных карманов сетки метро, мы каждый день пытаемся выжить. Каждый день я совершаю практически марафонский заплыв по затопленному туннелю к ближайшему воздушному карману, после чего выбираюсь по наполовину построенному вентиляционному коробу на поверхность. И выбравшись наружу, я испытываю непреодолимое желание поскорее вернуться обратно. Забиться в свой пыльный вонючий угол и забыться непробудным сном.
После пробуждения, когда я открываю глаза в очередной раз, мне опять-таки нет покоя. Новый день я встречаю новой же вылазкой. У меня осталась одна миссия, одно незавершенное дело. И ради последней правды я ежедневно рискую своей жизнью.
Только вот надежда с каждым днем становится всё больше похожей на отчаянные попытки помутившегося рассудка ухватиться за последние уцелевшие крупицы сознания. Каждый крик, каждый шорох отдается в тенетах моего разума. Каждый посторонний звук в молчании затопленного метрополитена сжимает всё моё естество в комок, старающийся привлечь как можно меньше внимания «ИХ». Чтобы они не заподозрили, что кто-то смог выжить.
«Медузы» пришельцев каждый день исследуют закоулки метро в поисках чужеродных – для них – форм жизни, населявших планету до их появления. Приходится заполнять всё своё существование, всю свою человеческую суть, тишиной. Иррациональной, тягучей дымкой, которую изредка тревожат еле слышные попискивания Вергилия, капель воды или другие естественные природные процессы.
Мысли о ничтожности своего существования подбираются ко мне с каждым днём все ближе. От полного отчаяния спасает забота о маленьком друге, питомце, который без меня уж точно в скором времени преставился бы.
Моё тело с каждым днём становится похожим на обезумевший костер, жадно поглощающий бросаемую в него пищу. Всепожирающее пламя, которое не может утолить голод, сколько бы пищи в него не бросали. Впрочем, что той пищи – неудивительно, что меня терзает постоянный голод. Кости болят от неудобств моего гнезда. Сказывается сон на железе и бетоне, кое-как прикрытом драными тряпками. Из опустевших безжизненных квартир, поглощенных травой и слизью, я натаскал побольше тряпок, но и они не улучшили мой интерьер. Как и не добавили мягкости.
Каждый раз изумляюсь своему отражению в осколках зеркал, до которых ещё не добралась зловонная лапа чужеродной флоры. Детали разглядеть невозможно, поверхность мутная, нередко испещрена трещинами, но даже этого достаточно, чтобы понимать примерную картину, предстающую перед моим взором. На меня смотрел уже не мужчина в расцвете сил, а высохший мертвяк, чудом влачащий своё жалкое существование. Осунувшееся лицо, чернильная тьма, глубокими пятнами залегшая под глазами, заострившиеся скулы и кожа, пергаментом обтягивающая череп.
Большая часть города на сегодняшний день погружена в сине-зелёные джунгли, которые разрослись за прошедшее время так буйно, что я чувствую себя забитым испуганным животным, которое постоянно ждёт нападения, остерегается опасности, прячущейся за каждым кустом. Вполне вероятно, что причиной подобного роста стала влага, которой был перенасыщен воздух.
Стремясь выжить, человеческий рассудок уступил место Зверю, до сих пор таящемуся внутри. Тем самым первобытным инстинктам, которые помогли предкам человека выжить. С течением эволюции они никуда не делись. Ушли в тень, скрылись за слоями личности и цивилизованности, но не исчезли до конца.
Ведомое Зверем, человеческое тело сгорбилось, приобрело звериные повадки. Во время движения я припадаю к земле, ноздри расширяются, втягивая запахи прелой земли и наполненного смрадом воздуха. Уши чутко улавливают малейшие шорохи. Первобытное чувство опасности отслеживает окружающее пространство каким-то неизвестным доселе рецептором.
За всем этим, где-то глубоко внутри, я старался сохранить огонёк всего того, что было знакомо с детства. Все «мои» запахи и ощущения.
Иногда мне становится не по себе от того факта, что я не могу увидеть своё отражение во всех подробностях. До сих пор ли я остаюсь человеком или давно превратился в призрачную тень? В оболочку, наполненную воспоминаниями прежней жизни существа, заполнявшего это тело? Сколько ещё мне нужно продержаться? Сколько ещё времени я смогу так жить? Нет, не жить – существовать!
Каждый день я вгрызаюсь в осколки всего прежнего. Из последних сил сжимаю челюсти, возможно, в надежде, что именно сегодня получу хотя бы одно единственное "Да" или "Нет".
От кого-нибудь…
Хоть когда-нибудь.
Глава