нечто очень близкое к нему.
Откинувшись на спинку стула, я внимательно посмотрела на доктора, но тот успел взять себя в руки и нацепить уже знакомое выражение приторного участия.
Плохой актер, деревянный и неумелый.
Такой не продержался бы и года.
– И правда, что же мне с ней делать?
Вспомнив любимую привычку еще из театральной школы и далекой теперь жизни, я ответила вопросом на вопрос, оставив доктору простор для толкований.
И без того мы оба знали, как я поступлю.
***
Сперва они заглянули в детскую.
Не бальную залу, полную музыки и разодетых людей, напоминающих фарфоровых кукол, а в маленькую комнатку на втором этаже.
Не так уж странно, раз забрались они по веревке и через открытое настежь окно. Или то была лестница?
Отсюда не рассмотреть.
Восемнадцать лет спустя все происходило снова, но одновременно было невозможно далеко.
– Где остальные, дорогая? – спросил высокий мужчина, а потом наклонился ко мне и с интересом заглянул в глаза, словно рассчитывал прочитать в них ответ.
В хороших сказках таким, как он, нужно разрешение, чтобы войти в дом, но это – плохая, и в ней все совсем перепуталось.
– Мама с папой ведь не оставили тебя одну в чужом доме?
Мне снова исполнилось шесть. Я вернулась назад и стала собой из прошлого, до одури желающей, чтобы они ушли. Не спрашивали, не смотрели так, будто мы перед ними виноваты, а просто ушли. Вниз, прочь, куда угодно.
– Мама с папой никогда не оставляют меня одну.
Ответ ему понравился. Мужчина поднялся и, вмиг потеряв ко мне интерес, грубо скомандовал остальным. На его сапогах неприятно блеснуло алое, скользкое, страшное.
Кровь.
Тогда я решила, что это краска, но теперь, повторив отвратительную сцену так много раз, знала наверняка.
– Прочь! – фыркнул мужчина, грубо оттолкнув меня в сторону.
– Стой. Смотри! – остановил его другой. – Ты тоже это видишь?
Все мужчины в комнате, слишком тесной для такой толпы, разом уставились на меня.
Прошло десять минут, восемнадцать долгих лет или целая жизнь, прежде чем внизу, оборвав танцы и музыку на половине такта, расцвел первый крик.
Глава 2. Мираж
И…
Кошмар вернул мне имя, но я забыла его, едва проснувшись. Вязкая тревога вытеснила видение из памяти, оставив лишь смутное, неуловимое воспоминание о нем.
Может, к лучшему.
Вспоминать прошлое и искать нити, связывающие меня с городом, что годами преследовал во снах и оставался неясным миражом на горизонте, в планы не входило.
Теперь, когда все окончательно сгладилось и забылось.
Я встречусь с доктором и уеду, едва представится возможность. Сделаю что должно и попрощаюсь с прошлым, ни разу не оглянувшись. Точка. Мне нечего делать в Будапеште и незачем вспоминать жизнь там.
Роз, мертвых мальчиков и крови достаточно и во снах.
Тяжело повернув на правый бок, самолет вспорол плотную массу облаков и