постучали.
– Кто там? – спросил Иоанн Васильевич.
Вошёл слуга.
– Что случилось? – нахмурившись, поинтересовался Государь.
– Срочное известие из Тулы.
– Из Тулы? – оживился дьяк.
– Да, – произнёс слуга и протянул грамотку Царю. Тот кивнул дьячку и тот, ловко её подхватив, сломал печать и начал читать.
– … на слугу твоего верного, воеводу тульского в храме Господнем напали и пытались зарезать…
– В храме?
– Да, отец Афанасий пишет, что в храме. Ещё он пишет, что кинжал был отравлен. Отчего рану сразу стало жаром томить.
– А ныне что? Жив ли?
– Грамотка сия пятого дня писана. Времени много утекло.
– А ты говоришь, что пишут… – покачал головой Царь. – Не мил он кому-то, вот и пишут. А тот князь Белёвский, он… хм… Интересно, где Андрей ему дорогу перешёл и в чём?
Дьяк и слуга промолчали. Они заметили, как Государь погрузился в размышления, и не хотели его отвлечь ненароком. Дьяк едва заметно кивнул: дескать, уходи. И слуга тихонько удалился. Его задача заключалась в том, чтобы передать грамотку. Участвовать в разборе значимых государственных бумаг далее ему было неуместно.
Царь же думал о том, кому могло понадобиться изводить Андрея. Где наветом, где прямым убийством. Ведь не такая большая птица. Зачем? Или всё-таки большая, и он что-то не знает?
Тем временем в Туле отец Афанасий стоял у парня над душой.
– Сын мой, тебе нужно исповедоваться и причаститься.
– Не нужно.
– Ты умираешь, и должно перед Всевышним представать с лёгкой душой.
– Нет никакого смысла перед смертью исповедоваться и причащаться. Если ты жил как дерьмо, то, думаешь, раскаяние перед смертью что-то изменит? Нет. Только усилит твою вину, ибо добавит к ней ещё лукавство и трусость. Натворил дел – имей смелость отвечать.
– Но… – начал было возражать отец Афанасий и осёкся. Он вспомнил, кто перед ним. И уж кто-кто, а человек, вернувшийся оттуда, точно знал, что имело смысл, а что нет.
– Так, может, и истинная вера не имеет смысла? – с некоторым подвохом поинтересовался отец Афанасий.
– Я не хочу об этом говорить.
– Отчего же?
– Мои слова могут навредить тебе.
Священник нахмурился.
– Неужели всё настолько идёт вразрез с Писанием?
– Я могу сказать тебе очень немногое. Первое – каждому по вере его. У каждого человека свой рай или ад. Второе – важны только дела. Если слова не подкрепляются поступками, то это ложь и лицемерие. Какой бы истовой не была молитва, но, если за ней не следует поступок, она пуста. Как и раскаяние. Слова – это просто слова. Всё остальное я не желаю обсуждать.
– Я… я понял. Может быть, всё же исповедуешься и причастишься?
– Если люди так требуют выполнить ритуал…
– Таинство, – поправил его отец Афанасий.
– От изменения названия суть не меняется. Так вот, если они требуют выполнения таинства, то просто скажи им, что всё сделал. А я подтвержу. Но в грех лукавства не вводи меня.
– Хорошо, –