“пылкие чувства” по отношению к кому бы то ни было. По типу темперамента его можно было отнести к флегматикам, к тому же он являлся прагматиком и реалистом. Выражение “любитель витать в облаках” явно относилось не к нему.
На его взгляд, Зоя была ничуть не хуже других. С некоторой натяжкой ее можно было даже назвать красивой. Она также стояла на земле обеими ногами, и ему не пришлось страдать от того, что молодая жена не умеет вести хозяйство или обладает взбалмошным характером.
Через десять месяцев после свадьбы на свет появился их сын, Дмитрий, а спустя еще три года Зоя родила девочку… увы, слишком слабенькую. Ребенок прожил всего две недели. По уверениям врачей, малышка изначально не была жизнеспособна.
Это был серьезный удар, оправиться от которого нелегко. Спасаясь от депрессии, Вересков с головой ушел в работу – ну, не в запои же пускаться?
Через год он познакомился с художником Скворешниковым – для фойе строящегося Дома культуры требовалось изготовить несколько эскизов, и Скворешникова рекомендовали как выполняющего подобные заказы в срок и качественно.
Художник оказался русоволосым бородачом с синими глазами и изумительно красивым, иконописным лицом. Выглядел он лет на тридцать (самому Верескову было тогда двадцать шесть).
Как и подобает представителю богемы – в хорошем смысле - художник был в общении свободен и раскован, эскизы согласился изготовить за вполне приемлемую цену…
Из любопытства Вересков посмотрел несколько работ Скворешникова. Художник писал маслом в классической манере, предпочтение отдавал городским пейзажам. На дилетантский взгляд Верескова работы были неплохи – художник явно обладал талантом.
Повторно явившись в мастерскую к Скворешникову за готовыми эскизами, он застал там забавную кроху лет пяти-шести, в желтом платьице и с огромным бантом в толстой косичке. Кроха лежала на животе прямо на полу мастерской, болтала ножонками в белых носочках (сандалии валялись рядом) и, высунув от усердия кончик языка, сосредоточенно малевала акварелью на листе ватмана. Разобрать художества пятилетнего ребенка довольно сложно… Верескову показалось, что она рисовала дерево и домик (впрочем, он мог и ошибаться).
Увидев высокого архитектора, кроха вскочила на ноги и с детской непосредственностью восхитилась:
– Какой ты огВомный! Как два моих папы!
– Племянница, -с улыбкой пояснил Скворешников, вытирая измазанные краской пальцы ветхой тряпицей, – Какова? Маленькая принцесса… – и добавил с неожиданной грустью.– Дитя любви…
Вересков вовремя вспомнил о лежащей в кармане шоколадке, купленной для Димки, и протянул конфету девчушке. Та церемонно поблагодарила, хлопнув длиннющими ресницами и исполнив уморительный реверанс.
“А ведь и у меня могла бы быть такая же Дюймовочка”, – неожиданно он ощутил прилив странной, болезненно-щемящей нежности по отношению к ребенку.
Со Скворешниковым он еще несколько раз