Но не притупилось ли это оружие с 1682 года и не сама ли Софья с Шакловитым способствовали этому притуплению, вырвавши его из рук Хованского? Самые дерзкие из стрельцов были удалены из Москвы по предложению Шакловитого, осталось большинство людей спокойных, довольных своим положением, которых трудно поднять.
Образовался небольшой кружок из девяти человек, которые в действиях Шакловитого, Чермного и Гладкого видели преступление и безумие и решились прямо действовать наперекор им, в пользу царя Петра, имеющего все права на своей стороне. Эти девять человек были стремянные: пятисотный Елизарьев, пятидесятники Мельнов, Ульфов, присоединившейся к ним из Стременного полка пятидесятник Фёдор Кобылин, десятники Ладогин, Феоктистов, Турка, Троицкий и Капранов. В ночь с 7 на 8 августа, когда масса остается неподвижною, действия, разумеется, должно ожидать в этих обоих крайних кружках, ибо здесь самые решительные люди, определившие свои цели, люди не колеблющиеся, не шатающиеся. Елизарьев с товарищами стояли на Лубянке в ночь на 8 число; один из них, Мельнов, был послан ими в Кремль для наблюдения и, возвратясь, объявил о поступке Гладкого с Плещеевым. В этом поступке они увидали начало дела и решились действовать со своей стороны: Мельнов и Ладогин посланы были в Преображенское уведомить царя, что на него и на его мать умышляется смертное убийство. По дороге Мельнов увидел бегущего к нему Фёдора Кобылина.
– Фёдор, ты ли это, – окликнул его пятидесятник, – ты брат в розыске нынче!
– Кто сейчас не в розыске, – возмущённо прохрипел Кобылин, – смутно всё, кто ищет, кого! Нашего брата стрельца сейчас наверное только лукавый не ищет! У меня задумка есть, как вымолить царское прощение. Я с вами. Решил идти в Преображенское.
– Что за задумка такая? – спросил Мельнов, – поделись, может быть кстати.
– Идем, по дороге расскажу, – заторопился Кобылин, поняв что у него есть хороший шанс и дальнейшая возможность послужить Петру и Нарышкиным.
Однако смекнув, что всего говорить нельзя Фёдор поведал Мельнову о другом подслушанном разговоре Шакловитого с Чермным: вишь Шакловитый говорил Чермному, что «хотят нас перевесть, а мутит всем царица; меня хотят высадить из приказу, а вас, которые ко мне в дом вхожи, разослать всех по городам». А Чермный, наведь чтоб избыть беды, толковал нам: «Как быть? Хотя и всех побить, а корня не выведешь; надобно уходить старую царицу-медведицу». Мы пробовали ему возразить, что мол за мать вступится царь Петр; Чермный не останавливался: «Чего и ему спускать? за чем стало?» Гладкий толковал: «У царя Ивана Алексеевича двери завалили дровами и поленьем и царский венец изломали, а кому ломать только с ту сторону». Но мы тогда были холодны к этим рассказам: поленьем закидали, венец изломали! Подумаешь! Прежде было сказано, что и совсем задушили, а что вышло? А знаю также, что подьячий Шошин, переодетый Нарышкиным, подъезжал к стрелецким караулам с толпой, толпа, схватывала десятника, и начальник толпы,