Только с ним город узнает истинный расцвет.
– Сказки все это. – машет рукой бородатый мужчина.
– Да и кто сказал, что явится он именно сейчас? Может еще сто лет пройдет, пока он соизволит пожаловать в Микены? – с пол оборота заводится круглолицый человечек.
– Но, это точно будет. Оракул Зевса каждый раз говорит об этом. – авторитетно заявляет владелец кабачка.
– Все в Микенах от мала до велика это знают, и все верят, что когда-нибудь так и будет – но это просто красивая сказка – вот однажды, в один прекрасный день заживут Микены богато. – разъясняет хорошо одетый толстяк – Это выдумка для лентяев, тех, кто надеется вдруг с неба заполучить сладкую жизнь. А такую жизнь надо строить самому, здесь и сейчас, а не ждать, пока кто-то явится и за всех все сделает.
– Сказка не сказка – а люди верят в нее. – отвечает хозяин.
– Вот когда это предсказание сбудется, тогда и посмотрим. А сейчас нам царя лучше Атрея не сыскать.
И хозяину заведения приходится отступить – столь редкое единодушие собравшихся за его столами случается не часто. Задумчиво потягивая вино, Фиест молча слушал, не вступая в разговор – даже, когда при нем нахваливали брата, он и бровью не повел – что поделаешь, если проиграл он на этот раз Атрею? И микенская легенда не слишком заинтересовала его – в каждом городе, в каждом поселке существуют подобные предания – явится кто-то из вне и все устроит – сказки все это, ухмыляется про себя Фиест – ясное дело, сказки и только.
Желанные сны
Прохлада ночи заставляет согнуться калачиком на жестком ложе, с головой закутаться в теплый плед, лишь каштановые кудри робко выглядывают наружу – спит Фиест глубоким сном, почти не шевелится под мягким овечьим пледом. И снится ему, будто он еще совсем мальчишка – лет десять ему – никак не больше, и бегает он босиком по зеленому лугу среди пасущихся овец – но тех не пугают его порывистые движения и звонкий смех – их флегматичные морды задумчивы, маленькие бусинки глаз опущены долу – овцы и не думают тронуться с места – спокойно щиплют траву, полностью поглощенные таким важным занятием. Лишь мельком, не переставая жевать, взглянут на расшалившегося мальчишку и вновь погружаются своими длинными мордами в траву. Знает Фиест – это отара отца – дивные тонкорунные овцы – белые – все до одной – шерсть так и струится мелкой волной едва не до земли, и мягче этой шерсти не сыскать – царская, все же отара. Идиллическая получается картинка из давно ушедшего детства – белые овцы на зеленом лугу и мальчик бегает между ними. Фиест слышит свой смех, видит свое довольное лицо – от избытка беззаботного счастья он падает в траву, он просто заливается смехом – яркое солнце слепит его, терпкие запахи летних трав окружили со всех сторон, влажное тепло исходит от земли – широко раскидывает руки и ноги Фиест, подставляя их жаркому солнышку, закрывает глаза, и лежит так, наслаждаясь отдыхом, и только мелкая букашка щекотливо бежит по коже, да в раскрытую ладонь тычется теплый влажный нос. Открывает глаза Фиест – прямо возле него стоит барашек и смотрит