в тайном благожелательстве которого он, впрочем, не сомневался. Он ценил Фронтона. Он считал его самым способным офицером и самым лучшим политиком в Месопотамии и чувствовал, что их связывают воспитание и образ мыслей. Поэтому он тщательно подготовил случайную встречу с ним.
Дважды в неделю представители высшего общества Эдессы встречались на вилле фабриканта ковров Ниттайи, чтобы развлечься модной игрой в мяч. Варрон знал, что и полковник Фронтон часто там бывает. Он обрадовался, когда увидел его уже при втором посещении Ниттайи. Варрон был неплохой игрок, Фронтон – очень хороший. В зале, где гости переодевались для игры – играли в коротких туниках, – он спросил полковника, не угодно ли ему сыграть с ним один на один. Фронтон согласился с видимым удовольствием.
– Легким мячом или тяжелым? – спросил он.
– Самым тяжелым, – предложил Варрон.
– Как вам угодно, – с улыбкой ответил Фронтон.
Они решили сыграть обычные одиннадцать конов. После каждого кона они устраивали довольно продолжительный перерыв, во время которого каппадокийские рабы обтирали их; затем игроки бросали жребий – кому подавать.
– Человек из храма Тараты, – начал во время первого перерыва Варрон с непринужденной искренностью, – заставит нас обоих поломать голову.
Они сидели на каменной скамье, под лучами солнца, каппадокийские рабы, без сомнения, не понимавшие по-латыни, осушали их пот и умащали тело. У ног их лежал тяжелый мяч.
– Меня не заставит, – возразил хорошо настроенный Фронтон, толкая мяч ногой то в одну, то в другую сторону, между собой и Варроном, – мне ломать голову не придется. Я получаю указания из Антиохии, и мне незачем задумываться. Таково преимущество солдата.
Варрон так же весело ответил:
– Преимущество, за которое иногда приходится дорого платить. Предположим, что наш досточтимый царь Маллук станет на сторону бежавшего в храм человека и извлечет его из убежища. Тогда вам придется сделать попытку захватить его. Трудно поверить, чтобы наш Маллук спокойно на это смотрел.
– Вы полагаете? – спросил Фронтон; он сидел, полузакрыв глаза, все еще механически толкая мяч то в одну, то в другую сторону. – А не кажется ли вам, что достаточно будет одного энергичного слова Рима, чтобы образумить Маллука?
– Я полагаю, – сказал Варрон, – что если наш Маллук, человек спокойного нрава, действительно решится признать этого типа из храма, то он предварительно удостоверится, какие силы за ним стоят. Быть может, за ним скрываются некие силы.
– Парфянские? – спросил Фронтон.
Варрон пожал плечами.
– Те или иные, – сдержанно ответил он.
Они сыграли второй кон. В следующем перерыве Фронтон сказал:
– Не могу себе представить, чтобы человек в здравом уме и твердой памяти мог стать на сторону этого горшечника, хотя бы его и поддерживали некие силы. Может ли в самом деле кто-нибудь, если он не свихнулся, предположить, что имеются хотя бы малейшие шансы помочь горшечнику