но не меленько, чтобы не крошился. На противень выложила и в печку. Она сейчас больше ста двадцати не греет, да мне и не надо.
Ограничение силы подаваемого тока официально не вводили, но, судя по барахлящим приборам, все было очевидно. Вероятно, именно их бессмысленные опыты в теплицах и забрали у мамы возможность приготовить нормальные сухари.
– Ты к дяде Володе сходила? – спросила Нюта, добавляя пропущенную запятую между «если» и «то». – Как он?
– Сходила, сходила. – Мама вздохнула. – Ну как? Места себе не находит. Димасик звонил один раз – позволили им, чтобы родители не волновались… – Она оживилась. – Все-таки молодцы, правда? Человечно подходят…
– Кто молодцы? – не поняла Нюта и отстранилась от монитора. Все равно под мамину трескотню сосредоточиться не удавалось.
– Начальство его, Димасика!
Нюта сжала зубы, чтобы ответ не выскочил сам собой. Что-то жесткое, может, даже жестокое. Молодцы, да, мам? Молодцы! Конечно, молодцы! Димасик там, наверное, уже отморозил пальцы так, что ногти почернели, зато позвонить дали. Молодцы! Но это они уже проходили. В ответ мама обязательно начнет кричать о цели, о благе и снежном покрове, который сам себя не восстановит. А закончится все высоким давлением и горестными слезами, мол, как же так вышло, что Нюточка, дочка ее дорогая, выросла совсем чужим человеком? Ответов у Нюты не было, так что и начинать не стоило.
– Так что Димасик сказал, когда звонил? – спросила Нюта максимально нейтральным тоном.
– Холодно, сказал. Но выдали рукавицы плотные. И куртки у них новые почти. И лопаты. Ничего, сказал, можно служить.
– А дядя Володя как? – осторожно уточнила Нюта.
– Плачет, – коротко ответила мама и поспешила распрощаться.
Если уж у кого и был повод свалиться с высоким давлением, так это у дяди Володи. Он вообще не слишком приспособлен даже к обычной жизни, а уж к зимовью и подавно. Вечно подвязывал поломанные ветки у дворовой сирени, таскал котов в ветеринарку и учил ребят играть в подкидного, но только на интерес. Димасик у него потому и вырос такой – славный, понятный и без перегибов. Идеальный для того, чтобы насмерть замерзнуть на снежных работах.
Нюта встала, прошлась из одного угла кабинета в другой – четыре широких шага. В хорошие дни это пространство казалось ей успокаивающе маленьким. Как нора, как закуток, куда просто не додумаются заглянуть. Как комнатка под лестницей, где можно вырасти в настоящего волшебника. В плохие дни стены начинали сдвигаться – миллиметр за миллиметром, – скрипеть и давить, сжиматься и схлопываться. Сразу все. Тогда Нюте становилось нечем дышать, и она выходила в коридор, а из него – на основную лестницу. Если никто вокруг не шатался, можно было сесть прямо на ступеньку, закинуть голову и смотреть на высокий потолок и белые колонны. Это успокаивало.
Но сегодня в институт нагнали посторонних: комиссию из администрации холодовиков, представителей торговой палаты и журналистов с официального канала. Нюта слышала, как они ходят, переговариваются и даже смеются. Фуршетный стол накрыли