– кульминация представления, а в марте и начале апреля будут завершающие сцены. Случается, что и в мае месяце, после весеннего тепла, выпадает тяжелый мокрый снег и лежит по несколько дней кряду. Это заставляет многих городских обывателей, чертыхаясь и кляня непогоду, лезть в чуланы и кладовки и доставать обратно недавно вычищенные и сложенные в сундуки шерстяные и меховые вещи, переложенные стружкой хозяйственного мыла и посыпанные нафталином. А те из горожан, кто не желает или ленится доставать уложенные на хранение зимние вещи и продолжает ходить в весеннем одеянии, цепляют в скором времени болезнь, именуемую инфлюэнца. И ладно бы они сами болели, единолично. Так нет же! Своим чиханием и кашлем они заражают других. И вот вам уже эпидемия и множество больных самых разных сословий, в том числе и граждан, состоящих на государевой службе, отсутствие коих на своем месте в нужный момент может сказаться на состоянии дел в городе, уезде, губернии, а то и во всей Российской империи. А это уже дело государственной важности!
Иван Федорович Воловцов болел нечасто, поскольку всегда одевался по погоде. Вот и на этот раз он был одет по-зимнему: в теплых штиблетах-балморалах с галошами, габардиновой бекеше с каракулевым воротником и зимней касторовой шляпе.
Из Кремля Иван Федорович пешочком прошел через Александровский сад, на улице Манежной взял извозчика и через Моховую, а потом через Неглинный проезд выехал на Цветной бульвар. С него повернул в Первый Знаменский переулок, доехал до его конца и повернул направо, в Третий Знаменский.
– Дальше-то куды, ваш бродь? – оглянувшись, спросил извозчик в овчинном тулупе.
– Дуй до пожарной каланчи, – приказал Воловцов.
Сретенская полицейская часть располагалась вместе с пожарным депо на Сретенской горке в Третьем Знаменском переулке недалеко от Цветного бульвара. Это был длинный и весьма старый двухэтажный дом, построенный еще в середине восемнадцатого века: первый этаж дома уже начал потихоньку врастать в землю, что случается с домами, имеющими вековую и более историю.
Иван Федорович вошел в здание и, представившись дежурному полицейскому чину, прошел внутрь. Участковый пристав Земцов, которого Воловцов немного знал, находился на месте.
– Я по поводу Колобова, – поздоровавшись, заявил Земцову Воловцов. – Когда он пришел в часть, кто был дежурным офицером?
– Старший унтер-офицер Подвойский, – последовал быстрый ответ.
– Я могу с ним переговорить? – спросил Иван Федорович в надежде, что унтер окажется на месте.
– Отчего же нет? Конечно, – с готовностью ответил пристав Земцов, оправдав надежды Воловцова, и вышел из кабинета.
Через минуту он вернулся с высоким добродушным здоровяком в полицейских шароварах, круглой мерлушковой шапке и черной шинели с контр-погонами, на которых витые оранжевые плечевые шнуры имели по три посеребренные гомбочки.
– Городовой старшего оклада старший унтер-офицер Подвойский, – бодро отрапортовал полициант,