сюда.
Отставляю пустую кофейную чашку в сторону, и пока идет разговор, оцениваю лицо Юлии, ее фигуру. Я нахожу ее довольно привлекательной. Если бы мы были чуть ближе знакомы, пожалуй, мне удалось бы завлечь ее в постель, но сейчас некогда строить планы – пора заниматься своими делами.
– К сожалению, не могу помочь в вашем споре. Говоря научным языком, слишком много неизвестных, чтобы разобраться с Исикавой, – я окидываю взглядом сидящих, пытаясь шутить, только вижу, что шутка не задается, и они сидят со скучными лицами. Поэтому я, торопливо прощаясь, покидаю эту странную компанию.
– Пока-пока! – бросает мне вслед Юлия, глядя улыбающимися глазами.
II
Выхожу на солнечную улицу, сразу попадая под мощные струи прохладного утреннего ветра. Ветер развевает полы пиджака моего делового костюма, пытаясь выдрать галстук и закинуть на плечо, словно хочет удержать от чего-то скверного. Может от опрометчивых поступков?
Однако на этом ветер не успокаивается и, продолжая хулиганить, ерошит волосы, портит прическу. Все же я не спешу, иду спокойно, даже чуть медленно, преодолевая сопротивление воздуха, легко удерживая в руке черный кожаный портфель.
Я иду по тротуару вдоль широкой улицы, по которой несутся машины. Они будто муравьи суетливо бегут по своим делам. Или может не муравьи, а заряженные искусственным интеллектом механизмы, выполняющие задачи, поставленные неким компьютерным мозгом.
Вдоль проспекта, к неспешно проплывающим облакам, с обеих сторон рвутся в небо многоэтажные офисные и жилые башни. Покрытые сетью сверкающих стекол, помпезные и величественные, они выглядят как чиновники, попавшие на важный государственный прием. На минуту мне представляется, что каждое такое здание могло бы нацепить на свою крышу летящее мимо облако и красоваться в нем, будто одетый по последней моде щеголь в белоснежной летней шляпе.
Я смотрю моему городу в глаза, пытаясь уловить его настроение, городу, который многолик и тысячеглаз. Его глаза – это тысячи окон, через которые он вглядывается в каждый день, присматривается к нам, улыбается или хмурится. И я понимаю, что мы для него вроде зеркала: если мы улыбаемся, значит улыбается город, если у нас хорошее настроение, значит и у него. Мы видим друг друга в зеркале жизни, в котором для нас ничего не меняется, ведь там мы всегда остаемся молодыми.
И вот сегодня город, смотрящий на меня, поступает как всегда: он оценивает, подсказывает, соблазняет. Не для этого ли он и познакомил меня с Юлией? Захотел вдруг меня соблазнить или что-то другое? Не за этим ли город собрал реквизит, организовал массовку, срежиссировал мизансцену?
Я не знаю.
Например, зачем Юля спросила меня про диаграмму Исикавы? Насколько я помню, сама диаграмма представляет рыбий скелет, в котором кости являются причинами, а голова рыбы – возникшей серьезной проблемой. Короче, устраняешь причины и успешно решаешь проблему.
Однако сейчас мы на гипотетическом берегу. Чтобы проблема созрела, рыба должна попасть в воду, а потом быть выловленной и разделанной, и скелет должен был виден – позвонки