защищает нас, – напомнила я отцу. – А Император воплощает собой все те ценности, что несут нам его слуги. Разве могут его верные «щиты» делать что-то без его ведома и воли, а тем более причинять вред невинным?
– «Щиты Императора»! – Эстебан фыркнул. – Ты знаешь, сколько раз за все года службы я или кто-то из моих сослуживцев видел его вживую? Никто! А мы были не последними лицами в центуриях.
– Он печется о благополучии всех людей на Хартвельде, разве может у такого занятого человека быть время на то, чтобы отвлекаться от важных дел?
– Наш легат, Луциус Овидас, тоже был занятым человеком, – возразил Эстебан. – Но он находил время посещать не только центурии, но и полки, наставлять и воодушевлять тех, кто был в его подчинении. Почему же глашатаи Императора находят время на то, чтобы зачитывать подданным его указы, вместо него самого?
– Я… не очень понимаю, к чему ты клонишь, – на самом деле даже было страшно подумать о том, что отец пытается до меня донести.
– Ты смышленая девочка, – Эстебан смотрел, не мигая, прямо на меня. – И ты прекрасно понимаешь, о чем я. И прекрасно понимаешь, что вслух я такое не рискну сказать, но… За именем и подписью на указе можно продвигать любые идеалы, которые будут удобны и выгодны ушлым до власти. Особенно когда все искренне верят в то, что такая система работает. И никто не узнает, кто на самом деле отдает приказ – Император, его канцлер или кто-то иной… Этим и опасна Столица, Камилла. Каждый там сам себе на уме. И за маской доброты будет стоять волк в овечьей шкуре. Либо ты становишься одним из них, либо их мир пожирает тебя…
В кой-то веки мне удалось поговорить с отцом, и разговор свелся к очередной нотации. Тем более политическое закулисье Империи было слишком опасной темой для беседы. Пренебрежение всей той осторожностью, которую отец проявлял все эти годы, означало только одно – сейчас он в крайнем отчаянии и страшно напуган, раз позволил себе такие откровения.
Эстебан, все еще не отрываясь, смотрел на меня, когда дверь распахнулась.
– Камилла, ты ни за что не догадаешься, кто решил напоследок при… Ой…
Каталина замолкла на полуслове, когда да поняла, что я в комнате не одна. Став невольной свидетельницей нашей немой сцены, девушка зарделась и сразу же стушевалась.
– Прошу прощения, Ваше величество, – тон ее резко изменился, сделавшись подчинительным и робким. – Я не знала, что вы еще здесь. Я зайду позже, когда вы закончите.
– Ничего страшного, девочка, – Эстебан захромал в сторону выхода. – Помни мой наказ, Камилла. И да благословят вас Старые Боги.
– Что, очередная нравоучительная беседа отца и дочери? – съехидничала подруга, когда стук трости за дверью почти стих.
Я скривилась, схватила собранную стопку записей и сложила ее в дорожную сумку. Каталину, впрочем, наши семейные расприи интересовали меньше всего.
– Ты же знаешь, он беспокоится за нас. Кстати, – я достала импровизированно замаскированные тома и протянула их девушке. – Передай Рори, чтобы