проведены плавные дороги, по сторонам дорог встречались зеленые пятна лугов и заболоченных участков. Овраги, пригорки, обрывы, карстовые воронки, были обозначены коричневыми штриховыми знаками – Лена, Королева Пламенеющих Клёнов, не забыла ничего.
Я могла смотреть на её карту часами. Мне было всё ясно, я как будто сама пролетала над её королевством на самом большом и красивом воздушном шаре, как свидетель на её свадьбе с молодым инженером. Когда Лена вспоминала об этом, она начинала плакать, поэтому я старалась увести её мысли в другую сторону:
– Что это за прерывистые линии? – спрашиваю я. Лена каждый раз удивленно смотрит на меня и говорит:
– Саша, ты что, забыла, это же пунктир, которым я обозначила подземные ходы.
Я думаю, что, наверное, по такому подземному ходу она бежала со своим инженером из дворца, но дальше спрашивать опасно, потому что она опять начинает рыдать.
Лена сказала:
– Мы выбрались из подземного хода у самой реки Кленовки. Я там никогда не была, в тот вечер я впервые увидела мост, – загадочно произнесла Лена и закрыла глаза.
Она вспомнила, как они стояли на краю моста. То есть ей и вспоминать не надо было, потому что даже если она и попыталась бы забыть, то не смогла бы. Она пыталась. Она честно пыталась. Каждое утро, просыпаясь и мысленно бродя по руинам и кладбищам своих надежд, она говорила себе: «Забудь». И каждый вечер, ложась спать, она тоже говорила себе «забудь», но это плохо помогало, не помогало совсем, не работало, потому что ей становилось только хуже. Она вспомнила, как они стояли на краю моста.
Он держал её за руку, а она, которая панически боялась высоты, вцепилась в его ладонь, переплела свои пальцы с его и стояла не дыша, свято веря, что если она не пошевелится, то не упадет. Солнце светило в тысячу раз ярче обычного, цвет листьев был такой интенсивный, что ей показалось, что деревья издают мерное гудение: смесь низких, высоких и средних тонов, только инструмент, на котором брались эти ноты, она узнать не могла: не было такого инструмента в человеческих оркестрах, она осторожно повернула голову, чтобы, не дай Бог, не потерять хрупкое равновесие, из-за боязни нарушить которое она не решалась даже дышать, а тут осмелела и повела головой. Ветерок, который ласкал её лицо, когда они только вышли к мосту, сейчас казался ей плотным, упругим сопротивляющимся океаном.
Он сказал:
– Ну что ты боишься, я же с тобой.
Она расслабилась и улыбнулась. Он легко отпустил её руку и поднял кисти, как будто собрался лететь, она тоже подняла руки и закрыла глаза. Она была уверена на сто процентов, что может спокойно шагнуть прямо перпендикулярно мосту.
Она радостно шагнула вперед.
С того дня прошло два года. Два года, в течение которых каждый вечер и каждое утро она как молитву, нет, не как молитву, а как незнакомые слова, как бывает, когда перестаешь узнавать знакомое слово, как слова на чужом языке, смысл которых она никак не может разгадать, повторяла: «Ну что ты боишься,