Вас за предоставленное мне право писать к вам. Заранее прошу прощения за мой несколько архаичный русский язык. Но я изучала его по художественным произведениям вашей великой литературы девятнадцатого века. И весьма этим довольна. Современный русский, как и французский, да и любой другой язык этого умирающего человечества, все больше, словно овца, идущая сквозь заросли репейника, набирается англоязычных оборотов и испорченных слов. По-видимому, возвращаемся к тому, от чего когда-то уплыли… На Ноевом ковчеге.
Вавилонская башня гордыни человеческой весело и споро поднимается все выше. Единый язык грядет на всей Земле. Единая унифицированная поп-культура, лишенная высоких человеческих чувств и идеалов, оставляя лишь низменные – характерные для животных и насекомых, – пропитывает людей. Вездесущие телевидение, радио и интернет чутко стерегут, ни на секунду не оставляют сознание человека, забивая его пылью пустых сплетен и ничтожных новостей. Словно боятся, что человек очнется от их подлого гипноза и спросит: «Кто я?» и «Для чего здесь?» Вопросы эти, как компас или Полярная звезда на небе, помогают определить жизненную дорогу. И вовремя исправить свой путь. И какое счастье, встретить случайно (впрочем, случайно ли? Хоть кто-то может ответить: в этом мире хотя бы что-то бывает по-настоящему случайным?) в нашем маленьком городке личность – конечно же, имею в виду вас, глубокоуважаемый Анатолий Иванович, – с такой же грустью смотрящую на этот истерически веселящийся, опьяневший от незаслуженных удовольствий мир ложных и лживых богов.
Для меня будет большой честью и в дальнейшем принимать вас в своем скромном жилище. Надеюсь, Бог истинный подарит нам еще много минут взаимного общения. И сейчас, когда пишу это письмо, я сижу все в тех же креслах, а напротив то, где сидели вы. На столе те же конфекты и горячий чай. И кажется мне, что через минуту вернетесь, и мы продолжим разговор. Простите меня, если я и тогда, и теперь покажусь вам натурой несколько эксцентрическою. Но характер мой таков. Ничего не могу делать наполовину и благоразумно. А если сердце шепнуло мне, что вы хороший человек, то нет уже удержу. Готова обнять вас, поцеловать и прошептать: «Наконец-то встретила родную душу».
Для случайного читателя это письмо ни о чем. Но вы не из их числа. Я видела ваши умные глаза и печальную улыбку. Такому веришь. У вас мудрая душа. У нее возвышенный ясный ум и теплое сострадательное сердце.
С удовольствием вспоминаю нашу беседу. Как будто когда-то, не в этой, конечно, жизни, а много столетий назад мы уже встречались. И, может быть, вспомним, что было тогда.
Вы расспрашивали об истории нашего рода в Лангедоке. О роде графа Тулузского Раймунда Седьмого, к коему и я имею честь принадлежать. Мне очень лестно внимание такого замечательного лингвиста-историка, каким являетесь вы, досточтимый Анатолий Иванович. Что-то я рассказала вам сразу. Что-то буду пересказывать в этих письмах, по мере того как стану вспоминать. Может быть, для этого и живу еще. Ваши вопросы, скорее к самому