есть, по их взаимному расположению, по размерам относительно пропорций твоего тела, я могу предположить одно. Да, это прозвучит нелепо. Да, ты можешь мне не верить. Но это единственное объяснение, которое я нахожу.
Медведь отчаянно старался не смотреть на Ангела. Поэтому он и не замечал, как она напрягается все сильней и сильней, как бугрится кожа на ее спине, как наливаются кровью и болью ее глаза, как судорожно тонкие пальцы сжимают края кушетки…
Медведь отвернулся к окну.
– Короче так. Сложно это выговорить, но мне кажется, что у тебя там…
В следующий миг его мир рухнул.
Ангел закричала.
В мгновение ока Медведь обернулся к ней – и успел увидеть, как она буквально падает на колени, скребя ногтями пол, ища опору, ища поддержку, как вцепляется в ножки кушетки…
Все это он видел словно в замедленной съемке: жест за жестом, малейшее изменение выражения ее лица – ничто не ускользало от него теперь. И Медведь не понимал, как мог раньше не замечать всего этого. Как он мог быть настолько слеп, чтобы не видеть, насколько в действительности ей плохо? Как мог не понимать, в какой опасности она находится? И как могла она держать в себе такую боль?..
Теперь он видел все… Но теперь было слишком поздно. Он прирос к месту. Он был пригвожден к залитому солнцем полу кабинета ее криком. А крик не прекращался, резал его уши, разрывал в клочья его душу, разбивал его сердце… Он хотел броситься к ней, обнять, поднять на ноги, успокоить, но… Но теперь не только ее крик удерживал его.
Он увидел, он осознал движения чего-то под ее кожей. На долю секунды он подумал, что ему показалось… Но нет, это повторялось вновь и вновь, причем рывки и толчки этого чего-то становились все сильней и яростнее, а Ангел кричала все громче… Она почти касалась лбом пола, она задыхалась от боли и ужаса, а Медведь мог только смотреть.
Наконец, спустя вечность, Оно перестало бугриться и кипеть, оно успокоилось… Но только для того, чтобы, напрягшись в последний раз, прорвать тонкую кожу… Кровь Ангела хлынула на пол.
Глаза Медведя залил красный цвет, теперь он видел только его… И посреди алого моря он услышал затихание крика… И перед ним было Крыло, вздымающееся, трепещущее, словно парус…
Оно подрагивало, расправлялось и складывалось вновь. Кровь лилась из разодранной спины Ангела. С Крыла скатывались тонкие ручейки, размеренно капающие на пол, впадая в океан. Медведю представилось, что у его под ногами, на линолеуме, в кровавом круге собиралась сама жизнь Ангела.
Именно теперь он очнулся. Именно теперь он смог броситься к ней. Поскользнувшись в крови, Медведь едва не упал, испугавшись, что сейчас рухнет прямо на нее и добьет, раздавит, окончательно искалечит… Но нет, он смог вновь обрести равновесие, быстро опустился на корточки рядом с ней, стараясь заглянуть ей в лицо.
Она все еще держалась за металлические ножки кушетки. Ее глаза были распахнуты, дыхание частым. Она