ради стоит заметить, что не двадцатый век стал катализатором тех изменений, которые стали проникать за церковную ограду. Впервые это произошло еще в том самом средневековье, когда немецкий монах Мартин Лютер с успехом произвел свою знаменитую реформацию. Уже тогда оказалось, что люди устали от той кондовой религиозности, которая налагает на верующих целый ряд требований и обязательств, но мало что дает им взамен. Удручала общество и та колоссальная разница которую церковь являла в проповедях и в быту. Это была церковь богатых и знатных, которая, тем не менее, много требовала от простых и бедных. Это была церковь с монополией на знание, которое она преподавала лишь в том виде, в каком считала это уместным и подходящим. Это была церковь доктрины, которая грозила адским огнем за любое инакомыслие. Совершенно неудивительно, что такое положение дел привело к столь массовой поддержке реформистских идей монаха-бунтаря.
А затем произойдет Великая французская революция, которая под маской социально-политических перемен будет иметь ярко выраженный антицерковный характер.
Эпоха просвещения также внесет свои неизгладимые штрихи в портрет общественного сознания. Декарт, Дидро, Вольтер. Все они пошатнут вековые устои церковного порядка и впервые поставят под сомнение ее авторитет и учение.
К началу двадцатого столетия растущее влияние гуманизма и материализма поставят под сомнение само понятие «вера». В итоге европейское общество, в течение многих веков бывшее образцом католической религиозности, стало раскалываться на две условные составляющие. Одну представляли те, кто считал прогресс необходимой частью перехода от нецивилизованного общества к цивилизации. Они говорили отнюдь не о техническом прогрессе. Речь шла об усилении всякого экспериментального знания. Существует только то, что можно доказать. Вот их лозунг. Вторая часть, напротив, пыталась защитить веру всеми возможными способами, даже порой сознательно уходя в закрытый и безальтернативный фундаментализм. Естественно, первые считали вторых дикарями, а те их – безбожниками.
На самом деле все не так однозначно. Да, эти две группы безусловно существовали. Они в какой-то мере существуют до сих пор. Однако, среди верующих, но симпатизирующих науке, находились те, кто пытался идти путем компромисса и примирить науку с религией, а духовный опыт – с психологией. Основные идеи, которые сторонники союза веры и знания пытались привнести в мир, заключались в необходимости признать и принять рациональное зерно в мире религии. Не все непогрешимо и божественно. Даже Библия. Даже догматы. Долю человеческого фактора отрицать глупо и бессмысленно. Давайте постараемся сделать так, чтобы научное знание не враждовало, но дружило с нашей верой.
Естественно, проповедники этой концепции очень скоро прозвище «модернисты», которое в церковной риторике носило исключительно негативную окраску. Сейчас, конечно,