я голову готов дать на отсечение, если сучкой она назвала свою дочь.
После ужина я рассказал Тати о том, что удалось сделать за день, но слушала она невнимательно, была рассеянна, стряхивала пепел на ковер, чего за ней никогда не водилось, и мне показалось, что левое веко у нее подергивается. Когда я спросил об Ольге, она небрежным тоном заметила, что когда-то таких называли девушками, которые не носят шляпы. Это было в те времена, со смехом сказал я, когда приличная девушка не могла сесть в кресло, с которого только что поднялся мужчина. Но Тати было не до шуток, и она сменила тему.
Ту ночь я провел в поселке.
Года за два до того я познакомился с Варварой, милой молодой женщиной, растившей в одиночку дочь. По субботам и воскресеньям, когда собиралось много гостей, Нинон звала ее на помощь: Варвара всегда нуждалась в деньгах. Она помогала готовить, убирать, была тихой, незаметной и вскоре стала почти что своей в осорьинском доме. Поздно вечером я провожал ее до дома, мы болтали о том о сем, потом я стал иногда оставаться у Варвары на ночь. Она была не прочь выйти за меня, а мне казалось, что лучшей жены я уже не найду, но поскольку и у Варвары, и у меня был опыт неудачной супружеской жизни, мы решили не торопить события.
Так вот, в ту ночь Варвара рассказала мне, что Ольга свела с ума весь осорьинский дом. Тати в растерянности, Нинон – в гневе: Ольга осмелилась кокетничать с ее Борисом, и тот, похоже, не остался равнодушен к «этой сучке». В первую же ночь она переспала с Ильей. А вдобавок ей удалось каким-то образом очаровать Лизу, что поразило всех, даже Сироту.
Вечером во вторник я ужинал в компании Сироты, и он рассказал о ссоре между Борисом и Ильей:
– Чуть до кулаков не дошло. И все из-за нее, из-за этой: не поделили.
– Она ничего, – сказал я. – Привлекательная.
Сирота оглянулся, лег грудью на стол и прошептал, дыша на меня перегаром:
– Двухсбруйная она, доктор…
– Лесбиянка?
– С Лизой у нее это… было у них, доктор… понимаешь?
Доктором в семье Осорьиных меня называли, разумеется, в шутку, в память о деде-фельдшере, которого все на Жуковой Горе почтительно именовали доктором Постниковым.
Ночь со среды на четверг мне пришлось провести в Москве, а в ночь на пятницу я впервые лицом к лицу столкнулся с Ольгой.
Я вернулся на Жукову Гору за полночь. Не заходя к себе, пробрался в кухню и увидел Ольгу, сидевшую на высоком стуле у барной стойки, уставленной бутылками. Она выпила, закинув голову, и только после этого повернулась ко мне. На ней была шелковая маечка, едва доходившая до бедер.
– Доктор, – сказала она. – Выпьете со мной, доктор?
Не дожидаясь ответа, наполнила стаканы доверху водкой.
Я снял пальто и сел напротив. Отсюда я наконец-то мог хорошенько ее рассмотреть.
Нет, она не была красавицей: чуть приплюснутый нос, выступающая нижняя губа, раскосые глаза, слишком большая грудь и слишком широкие бедра. Тем не менее при взгляде на нее сразу возникала мысль