ведётся война за души и кошельки потребителей. А в войне за пользователя вообще все средства хороши. Даже я, человек, не обладающий особыми техническими навыками, за четыре часа нашёл вчера в соцсетях одну глупую Красную Шапочку. И другие тоже её найдут, если постараются. Фраза «скажи мне, что ты любишь, и я скажу тебе, от чего ты умрёшь» могла бы стать достойным девизом для всех фанатов соцсетей, потому что здесь всех тянет высказаться. Поставить хотя бы один «лайк». Написать хоть один пост. Послать всех скопом нафиг, пользуясь анонимностью аватара и никнейма. Но в отличие от тех, кто живет в мире твиттеров и ФСБуков и свято верит, что анонимный аватар их спасёт, я знаю точно: есть всего лишь один безопасный способ выговориться – заведи свой «живой журнал» у себя в голове. В нём и храни свои тайны.
05:32. Стою на балконе своей холостяцкой «двушки», в глухом, как заброшенная усадьба помещика, районе Тёплый Стан. Пью вторую чашку робусты и слушаю предрассветную тишину и дождь. Вот две вещи, которым я предан. Иногда я изменяю им, но никогда по-настоящему не изменю. Почему? Потому что в такие минуты ко мне возвращаются воспоминания о моём отце. Я живу в этих воспоминаниях. Что случилось со мной потом? Ну, обычно человек может рассказать о себе, начиная с трёхлетнего возраста. Я – обычный человек. Вот моя история…
Детство – такое же, как и у всех, кто появился на свет в полных семьях, где жена искренне влюблена в своего мужа, а мужчина бережёт свою женщину и хочет от неё детей. Вот я, трёхлетний малыш, издаю торжествующие крики и лихо лечу на заднице с высокой ледяной горки. Горка была в Петровском парке. Парк – в районе, где родился и вырос я. Это «Ленинградка». Она расположена между станциями метро «Аэропорт» и «Динамо». Той зимой, когда мне исполнилось три, я носил толстую шубку. И, по—моему, в той шубке я был похож на забавного медвежонка. Захлебываясь от радостного детского крика, возвещающего всему миру, что я – есть, я падаю в сильные руки моего отца. Я помню его смуглое лицо, проницательный взгляд тёмных глаз и его невероятную улыбку. Мой отец был очень высоким. В ту зиму он был одет в новую колючую офицерскую шинель. Повиснув в его объятиях и сжав руками в облепленных сосульками красных варежках его щёки, я точно знал: мой отец всегда будет рядом. Я был слишком глуп и мал тогда, чтобы разглядеть правду.
Вот мне четыре. Во дворе бушует моя первая осмысленная весна, с белой пеной сирени, голубым небом и зеленью акаций. Двор нашего дома выстлан мягкими тенями от высоких и редких деревьев. До этого тихого и старого московского двора редко, когда дотягивался навязчивый визг автомобильных клаксонов. Но эти звуки большой и неведомой жизни уже вдохновляли меня. Я был готов к свершениям. Тогда я в первый раз сел на двухколёсный синий велосипед (кажется, это был «Школьник»). Прилично разогнавшись, я птицей улетел головой через руль. Странно, как это я тогда себе шею не свернул, а всего лишь разбил в кровь локоть?