окончания срока контракта. Эмери и Райнгер в ярости, но они тоже приехали.
Беннет смотрел на островок света на столе, вспоминая другой странный свет. Это была последняя ночь в Нью-Йорке, в клубе «Кавалла». Он танцевал с Луизой. Он смотрел через ее плечо на прокуренную комнату, гротескные тени танцующих, покачивающиеся в неверных бликах, на стол, где сидела Марсия Тэйт. У нее за спиной был алый занавес, подхваченный золотым шнуром. Она была в белом. С бесшабашным видом Тэйт прислонилась плечом к колонне. Пьяная, но в здравом уме. По одну сторону от нее сидел совершенно осоловевший Эмери и жестикулировал, по другую – толстяк Райнгер, как всегда небритый и трезвый; чуть приподняв плечи, он внимательно рассматривал сигару. В комнате было жарко, слышался тяжелый ритм ударных. Жужжали вентиляторы. Сквозь искривленные тени танцующих Беннет разглядел, как Тэйт подняла тонкий бокал, Эмери взмахнул рукой, и напиток пролился ей на грудь, но она лишь расхохоталась. Из темноты возник Джон Бохун с платком.
Беннет продолжал, оторвав взгляд от гипнотического светового пятна:
– Ну и наконец люди из «Синеартс» дали ей месяц, чтобы вернуться. Она отказалась – или утверждает, что отказалась, – и говорит, что ответом станет вот это.
Он поднял сигару и нарисовал в воздухе буквы, словно делал надпись на плакате:
Джон Бохун представляет
МАРСИЮ ТЭЙТ и ДЖЕРВИСА УИЛЛАРДА
в «ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ КАРЛА II», пьесе МОРИСА БОХУНА
Г. М. нахмурился и потер широкий нос, двигая роговые очки вверх-вниз.
– Хорошо! – сказал он. – Хорошо! Это подчеркнет ее тип красоты, сынок. Ну, понимаете, большие глаза с тяжелыми веками, смуглая кожа, короткая шея, полные губы – в духе тех шлюшек эпохи Реставрации[7] в зале Стюартов в Национальной портретной галерее. Ха! Странно, что никто раньше об этом не подумал. Слушайте, сынок, сходите как-нибудь в галерею, вас там ждет немало сюрпризов. Та, которую называли Кровавой Мэри[8], была блондинка с кукольным личиком, а Мэри, королева Шотландии[9], чуть ли не самая страхолюдная. Гм. – Он снова сдвинул очки. – Но вот что интересно в Тэйт – у нее крепкие нервы. Она не только вызывает огонь на себя, но и бросает вызов. Знаете, кто такой Джервис Уиллард? Лучший характерный актер Англии. И независимый продюсер откопал Уилларда, чтобы тот сыграл в паре с ней. Должно быть, она думает, что может…
– Так и есть, сэр.
– Гм. А что насчет комбинации «Бохун и Бохун» – все в дом, все в семью? И как это пришлось Канифесту?
– Вот тут, – сказал Беннет, – и начинается самое интересное – и все подводные течения. Эти Бохуны братья, и оба личности неоднозначные. С Морисом я не знаком – он старший, и вокруг него ходит много сплетен. Но всем, кто знает его, за исключением Джона, кажется ужасно смешным, что он автор пьесы. Марсия говорит, странно, что он вообще написал пьесу – какую угодно, разве что если в пяти актах героическим белым стихом. Но легкий непристойный остроумный фарс…
– Доктор