чками; где будто рослый бык голосила выпь, а постоянный туман безжалостно истреблял в сердцах людей любые проблески надежды. Этот суровый край черных, словно наполненных чернилами болот, без сомнения, считался погибельным для человека небывалого, но Оделян уже свыклась с его природными особенностями и находила даже некоторую прелесть, наблюдая, например, за неподвижной, как пучок камышей, стройной выпью, терпеливо подкарауливающей добычу. Храбрая девушка наизусть знала здесь все секретные тропки и плотины, могла с закрытыми глазами отыскать дорогу в тягучей трясине; ее крепкую долговязую фигурку, напоминающую неуклюжего длинноногого олененка, частенько можно было увидеть в самых непроходимых и опасных для жизни местах, ибо Оделян, сродни болотному духу, обитала повсюду, куда только не проникал взор. В руке бесстрашной жительницы трясин находилась длинная палка – поистине незаменимый атрибут безопасного перемещения по болотам. В Зловещих топях Оделян негласно считалась полноправной властительницей – девушку слушались все без исключения: заключенные (ибо жутко ее боялись), тюремные надзиратели (уважавшие ее за смелый и решительный нрав) и даже директор исправительной колонии, так как сам, будучи часто в отъездах, полагался на ее непререкаемый авторитет.
Мрачный край гибельных болот официально именовался Доргейм-штрасс, и находился он в нескольких часах полета на единороге от Полидексы. В Беру о Доргейм-штрассе распространялись лишь положительные слухи, а в степном городе, напротив, колония считалась гиблым местом, откуда невозможно было сбежать, да и вообще поговаривали, что каждый день в Доргейме умирает несколько человек кряду. «Отчего же мнения столь разнились?» – спросит какой-нибудь любопытный зевака. Но ответ в целом лежал на поверхности: в то время, как зажиточные беруанцы мечтали сплавить сюда побольше людей, дабы освободить дерево, полидексяне, напротив, суеверно боялись таинственной тюрьмы, ибо та имела несчастье располагаться в самом труднодоступном и опасном участке бескрайних степей.
Отчего же именно в этом месте было так много болот? Наличие грунтовых вод, ответит образованный беруанец. Что ж, пусть так. В любом случае, тюрьма на сваях, окруженная бескрайними топями, была очень эффективной, ибо даже если какой смельчак и решился бы однажды на побег, природа и без вмешательства человека жестоко расправилась бы с нарушителем.
Впрочем, отчаянные мысли о побеге даже не возникали в таком мрачном и гнетущем месте, как Доргейм-штрасс. Унылое, серое, будто художнику не хватило на него ярких красок, раздражающе-скучное, безысходное, как могила, и вечно-холодное, оно словно бы отпечатывалось на истонченных лицах местных обитателей, похожих на серых безликих мышей, и полностью подчиняло себе волю человека, подавляя в его сердце любые желания, в том числе и связанные с побегом. Высокие ели, лишенные ветвей с наветренной стороны, и те, казалось, в негодовании отворачивались от здешнего безотрадного края, где не звучала песня и не было сказано ни одного доброго слова.
Оделян неподвижно сидела на холодной кочке, промерзлой от ночной стужи, и задумчиво глядела вдаль, поверх черной массы воды. Несмотря на кажущуюся невзрачность местности, девушка почти с восхищением обозревала предзакатный пейзаж, который имел некую своеобразную прелесть в Зловещих топях. Красное солнце старательно освещало каждый стройный стебель камыша, покрывало золотом изящные желтые кувшинки, заставляло тусклую болотную незабудку гореть насыщенными синими цветами. Вся обыденная серость смывалась этим нежным золотым светом; но вот скроется солнце – и по земле поползут коварные белые клочки тумана, подобно вражеской армии, намеревавшейся застать неприятеля врасплох.
Оделян никогда не было скучно. Она не являлась заключенной, в отличие от большинства жителей Доргейма, и, стало быть, обладала всеми преимуществами свободного человека. В свое время девушка оказалась на попечении одного доброго человека, господина Мильхольда. Тот приютил у себя сироту, а потом перевез в свое детище – Доргейм-штрасс, где девочка училась наравне с остальными в «школе» (как называл это заведение сам директор), либо же в «тюрьме», или «тюряге» (как, соответственно, окрестили его заключенные). Особое положение, которое занимала девушка, покровительство директора, решительный нрав, отчаянная смелость и недюжинная сила, мало характерная для особ женского пола, сразу сделали Оделян начальствующей персоной. Девушка осознавала важную роль исправительной колонии – сие учебное заведение, по ее мнению, перевоспитывало испорченных беруанцев: подлецов делало порядочными людьми, трусов – храбрыми, глупых – умными. Но это, разумеется, были лишь ее несколько романтические фантазии, ибо реальность оказывалась полностью противоположной. Подлецы везде остаются таковыми, хоть сотню раз поменяй для них окружающую обстановку, да и вообще, любые перемены происходят с человеком лишь по его собственному желанию, путем волевого усилия, так что перевоспитать преступника, если он сам того не хочет – практически невозможное предприятие.
Но Оделян была совершенно уверена, что дисциплина и тяжелый труд смогут со временем изменить и внутреннее содержание человека; поэтому каждый день она посвящала себя непростой задаче: поддерживала в Доргейме порядок и нагружала заключенных работой. К слову, видов