я хоть капельку, но понимаю. В остальном – нет. Поэтому я и уцепилась за эту шаль.
– Не могу, хозяйка, – прошептала Анна беря в руки шаль и ножницы. – Она уж сильно дорогая… Я ее даже ковырнуть боюсь! А тут кисточки срезать надо да бахрому…
Дрожащая рука отложила ножницы.
– Придется! – произнесла я, понимая, что сейчас или я, или тетушка Мэйбл.
Золушка, а я прозвала третью девушку, осторожно стала рассматривать край ткани.
– Режьте, милые, режьте, ищите, где нитка начинается… И ты иди, Милдред! Я пока подержу …
И тут до меня дошло. Малыш живет уже три дня, но так и не получил имя!
Я взяла на руки кроху, чувствуя, как он сладенько придремал. Он пах молоком. Мне хотелось поцеловать его крошечные пальчики и вдыхать запах топленого молока, идущий от волос.
– Как же мне назвать тебя? – прошептала я, глядя в сонные глазенки.
– Ландар! В честь отца! – заметила тетушка Мэйбл. – В роду твоего мужа принято называть сыновей в честь отца!
Глава 9
“Ландар Ландарович”, – усмехнулась я, понимая, что с этим именем у меня нет хороших ассоциаций.
В голове прозвучали прощальные слова мужа: “Ребенка признавать я отказываюсь!”. Так что шиш ему, а Ландар!
– Кристиан! – улыбнулась я, глядя на малыша. Нет, а что? Имя ему подходит!
Глаза малыша вспыхнули, а по щекам пробежал красивый узор.
– О, нет! Он принял имя! Первенца всегда называют в честь отца! Так принято! – распереживалась тетушка Мэйбл. – В приличных семьях!
– Вот пусть отец сам и рожает себе первенца и называет его! – ответила я довольно резко. – А это – мой ребенок! И его будут звать Кристиан!
– А если муж вернется и узнает, что ребенка не в честь него назвали? А? Что он тогда подумает! Какой повод вы даете для сплетен! – кипятилась, словно чайник тетушка Мэйбл. – Это же будет скандал!
Я до сих пор не могла понять, что не так с ребенком, если его отец так категорично заявил о том, что не отец он вовсе. Сейчас я склонялась к мысли о том, что послеродовая депрессия бывает чаще всего у отцов!
Мужчины считают, что дети – это счастье.
Ландар просто испугался своего счастья. Вот и все.
Такое объяснение меня вполне устраивало, несмотря на возражения тетушки Мэйбл.
Я смотрела на девушек, которые так и не притронулись к шали. Меня начинало это злить.
– Мы не можем, – послышались голоса. – Она очень дорогая… У нас рука не поднимается…
– Послушайте, – прокашлялась я. – Если мы сможем создавать такие шали, я каждой из вас дам такое приданое, что вас с руками и с ногами, замуж возьмут! Даже с десятком внебрачных детей!
– Обещаете? – спросили девушки, переглядываясь.
– Да, обещаю, – произнесла я.
Шаль снова взяли в руки, но тут же отложили.
– Все равно страшно! – скуксились девушки. – Это же такая дорогая вещь! Тем более тетушка Мэйбл не хочет, чтобы мы ее распарывали!
– Портьте!