и повинна во всех бедах.
Две девичьи головки, торчавшие из-под дырявого одеяла, испуганно заохали.
– Да-да, милые. А барон тогда осерчал очень: не мог он вину супружницы своей признать. Налетел на деревню, как ворон, и столько домов пожёг да народу загубил, что жуть. За то, значит, что мы своим поганым колдовством его жену уморили. Отца моего убили тогда, а матушка на следующий же день котомку собрала, и отправились мы в Озёрный Луг – здесь сестра её жила, моя тётка, значит. С той поры тут и обретаюсь. Слыхала я, что Дарму после этого конец пришёл: кто мог, разбежался, а остальных Круахова топь поглотила. Шали летали да мортохи, и народ в пучину утаскивали. Вот так-то.
Сжав губы в венчик, старуха покачала головой и, повернувшись к очагу, длинной кочергой принялась ворошить затухающие угли. Вспыхнувшие язычки пламени на мгновение осветили каменные стены и низкий потолок с тёмными от копоти балками. Комната была маленькая, с дощатым столом, табуретом и большим топчаном в углу. Подруги на кровати шебуршились и повизгивали, укладываясь поудобнее.
– Она обзывается, – подала голос одна из них, – говорит, у меня на лице печать Вилова…
– А чего она пихается…
– А ну, молчать! – Старуха стукнула кочергой по камню, окружавшему очаг. – Словно дети малые… Уж замуж пора, а они всё никак не наиграются. Айрис, глупая… уж сколько раз говорила, что ты Эйвион не ровня. А то, что печать – так богам угодно было, и нет в том её вины. Смотри, отхватишь когда-нибудь плетей за то, что нет у тебя к крови почтения…
– Всё равно уродина. Ежели знатная такая, то чего с нами живёт? – упрямо заявила Айрис и тут же ойкнула, получив удар локтем в бок.
– Тише, вы! – грозно прикрикнула старуха. – Уж ночь на дворе. Вот прилетит сюда шаль да заберёт вас, неслушниц…
Девочки замолчали, натужно пыхтя и пытаясь поделить одеяло. Старуха уселась на табурет. Её лицо, с длинными космами седых волос, выбивавшихся из-под чепца, в дрожащих отблесках тлеющих головёшек казалось мёртвым.
– Матушка Маргет, а какая она… шаль? – наконец тихонько спросила Эйвион.
Старуха едва заметно пошевелилась, глянув искоса.
– Она… страшная. Спи, а то всю ночь кошмары будут мучить.
В щелях между ставнями свистел ветер.
– Вставай… – Старуха трясла Эйвион за плечо. – Зовут тебя…
– Кто? – Эйвион села на кровати, протирая глаза. Ногти у неё были неровные, обкусанные, с чёрными полосками грязи.
– Её милость Блойдеин. Айрис, воды принеси, два ведра.
– Зачем это? – недовольно спросила Айрис. Она тоже проснулась, но тут же отвернулась к стене, натянув одеяло на голову. Старуха бесцеремонно сдёрнула одеяло, попутно наградив внучку подзатыльником. Айрис ойкнула.
– Живее, говорю. Иначе мать твоя как вернётся, всё ей расскажу, уж оттаскает тебя за косы.
Буркнув что-то под нос, Айрис спрыгнула с топчана, незаметно для старухи показав язык.
– Зачем вода, матушка Маргет? – спросила Эйвион. – Ежели умыться, так