Это он изменил и ушёл, а я страдаю! Я до сих пор страдаю! У меня всё, всё плохо! Я никому не нужна.
– Ну, вот… высказала, наконец-то! – удовлетворённо кивнул Фёдор. – Понятное дело, будешь тут страдать, если насобирать и нацеплять на шкурку кучу репейника с колючками да ещё кататься на них годами!
Маура опасливо косилась на громкую и чужую женщину, но, так как была кошкой добросердечной, всё-таки решилась…
Мягкие кошачьи лапы аккуратно прошли по подлокотнику кресла, помедлили, но всё-таки шагнули на колени рыдающей гостьи.
– Ну, вот, а ты говоришь, что всё плохо и ты никому не нужна! Тебе посочувствовать пришли – значит, нужна! Сейчас пожалеют, и станет лучше, – успокаивающе сказала Людмила.
– Кошка? – горестно уточнила Зина. – Кошка пожалела? Люд, ты не сердись, но ты всё-таки того…
– Возможно, и того, и этого, и ещё раз этого… – рассмеялась Людмила, решившая нипочём не сердиться на эту несчастную «шляпу» – свою Зинку, в одиночку тянувшую на себе неподъёмный воз непрощённых обид, ещё старательно их раздувая и увеличивая. – Давай-ка я тебе чаю заварю, и мы спокойно поговорим.
Маура негромко тарахтела на коленях. В руках, заледеневших, несмотря на летнюю теплынь, оказалась блаженно-горячая чашка ароматного чая, а на столе возник бутерброд с клубничным вареньем точно так, как Зина когда-то любила – свежий белый хлеб, прохладное масло и рубиновое благоухающее варенье с кусочками клубники.
Зине показалось, что, если она сейчас же не съест этот бутерброд, она просто скончается!
Смотреть на плачущую Зинаиду, торопливо запихивающую в себя бутерброд и захлёбывающую его чаем, было совершенно невозможно – тоже хотелось поплакать от близости этого самого поганого одиночества и тоски.
Людмила машинально подхватила Фёдора и погладила его.
– Да, вот ещё, заражаться всяким не пойми чем! – Фёдор отлично видел те «репьи и колючки» которые кружили вокруг гостьи. – Фрррр на вас! Это человек моей стаи, так что нечего тут унынничать, тоскливиться и одиночничать! Кшшшш!
Он замурлыкал Людмиле, боднул её руку, намекая, что нечего тут лапы без дела держать, когда рядом котик заухомнечёсанный.
Зинаида прикончила бутерброд, вцепилась в чашку, словно в спасательный круг, и начала рассказывать и рассказывать…
– Ну, оно понятно… если день за днём вываливать на близких свою обиду, то у них тоже не останется сил эту обиду выносить. Так и её сын – сначала злился на отца и сочувствовал маме, потом, годами выслушивая её злость, обиды и претензии, которые всё никак не заканчивались и не заканчивались, невольно начал сердиться уже на неё саму, а потом попросту не выдержал и сбежал. Никому же не хочется жить в бездонном болоте, которое засасывает всех, кто в него попадает, – думала Людмила. – И что внучку не привозит тоже понятно! Кому надо, чтобы ребёнок слушал все эти высказывания… А всё почему? Потому что не у каждой беды есть свой вес, его можно нести нетто, то есть так, как есть в реальности, а можно – брутто, упаковывая беду в бесконечные проклятия, накручивая злость и отчаяние, скрепляя ненавистью.