дню было дурным провинциальным тоном, стоило хотя бы раз запинать ее коваными ботинками морских пехотинцев, но в театр прислали гвардейцев в форме солдат пехотного полка им. Достоевского образца 1857 года. Вокалистки студенческой капеллы считали за счастье расстрелять клон Бузовой хоть сто тысяч раз подряд.
Министр, опираясь на стену, глянула в темноту, увидела седую бороду и поманила человека властным пальцем. Из-за декорации вышел Иванов и сказал:
– Здравствуйте.
Министр протянула руку.
Шагнув вперед, Вася оказался ближе, чем дозволяют должностные приличия. Он стоял так близко, что до сосков министерской груди оставалось пару сантиметров.
«Стой, грешник!» – орали в Васиной голове миллион благородных людей.
Но запах духов министра был ослепительно притягательным. Он качнулся на каблуках и сказал не своим голосом:
– Разрешите вас поцеловать.
Министр смотрела на него пустыми от досады глазами. Она ничего не сказала, а достала из-за спины пистолет Александра Сергеевича и выстрелила Иванову в живот.
Это глава не должна была войти в книгу больного графомана. Но стала ее началом.
***
– Зачем они пишут романы?! – кричал Быков, вытирая губы от пивной пены. Поймав бегущую мимо официантку, сменил тон и вежливо попросил:
– Принесите еще «Невского».
– Не патриотично, – сказала Райс.
И подумала, что сейчас Быков шлепнет официантку по заду и это будет артистическая стилизация, потому что Быков любил детали, но в этот раз он был занят привычным делом – орал:
– «Зачем ты пишешь романы?» – спросил я у Мерилина. Зачем все пишут и несут мне читать?
Райс не успевала записывать, но потом опомнилась и решила: «Я же постмодернистка, нарежу текст из его старых интервью».
Это был не тот Быков, о котором можно было подумать, когда речь заходит о современной литературе. Это был Быков из города, в котором Петров и Сидоров идут к Иванову.
***
Иванов жил у тещи и ему все надоело. На него несколько дней назад напала хандра обыкновенного взрослого человека. Он устал от однообразия.
Вася был самый настоящий, правильный художник, окончивший художественную школу, куда его отвела мама, потом художественное училище в соседнем городе. После его окончания, он поехал в столицу поступать в институт. В институт его не приняли, он вернулся, проработал в бюро эстетики Шинного завода, после чего поступил в пединститут на художественно-графический факультет.
Иванов был нормальным художником. Работать по специальности учителем рисования он не стал, а пошел в оформители, но скоро понял, что лучше быть живописцем. Не надо работать в бригаде, не надо зависеть от начальства. Встал утром, пошел в мастерскую, написал натюрморт с розами или с бутылками, унес его в художественный салон и жди, пока продадут, пиши еще.
Его натюрморты покупали охотно, после того как он съездил на курорт, то начал писать горы и море,