духе: цветастые рыцари на конях, гончие собаки, томные дамы, прозрачные деревца на мерно расположенных холмах. Сделано очень хорошо. Я спросил древнего днями хозяина (к счастью, прилично говорившего по-английски), кто же это нарисовал? Он ответил, что не помнит, был какой-то нищий русский художник давным-давно, его отец дал ему кров и за какие-то деньги заказал эти картины. Полез в секретер, достал бумажку и сообщил: «А, его звали Стеллецкий».
Действительно, был такой мирискусник второго разряда, хоть и хороший, и он сильно бедствовал в эмиграции.
На столе были салфетки с лилиями, вилки и ножи с лилиями на черенках, тарелки с лилиями на ободках. Дедушка Пуассон-Кентен сказал, заметив мое внимание к этим узорам: «Да, молодой человек, я роялист. Если во Франции не будет короля, ей пиздец. Но я не такой мудак, чтобы верить, что истинная династия будет восстановлена. А в республику, в этих голлистов, коммунистов, троцкистов, националистов, христианских и социал-демократов я, блядь, не верю. Так что в этой реальности я анархист. Поживите с мое – поймете меня».
Эта мудрая клоунада много мне дала. Хорошо бы в России был царь из приличной старой семьи, от которого ничего бы не зависело. Тогда перестало бы противно жить в России.
На следующий день пошли в гости к местным виноделам, на ферму в километре от голубятни, и везде тянулась колючая проволока.
У виноделов, красномордых и сильно нетрезвых ребят, тоже было интересно. Первым делом они начали хлопать пробками, а потом стали жаловаться, как их замучило законодательство насчет «контролируемых деноминаций». «Мы же, блядь, тоже люди… Этим из Шампани, что, всё, а нам ничего? Мы же, блядь, не виноваты, что от нашего виноградника до шампанского двадцать километров, а вино-то у нас не хуже, скажи? А какого же у нас его не покупают? Самим приходится пить, блядь!»
Подарили нам ящик шипучки, мы его еле дотащили до голубятни. Я не очень разбираюсь в шампанском. По-моему, bulles были хорошие, но непонятно, что же они мучаются в безнадежном соревновании с шампанскими мухами, а не делают достойное деревенское вино?
Наутро поехали в Париж. Кентен-Пуассон сказал, что билеты на поезд брать не надо, и так доедем. Когда пришли контролеры, он меня потащил прятаться в туалет, оттуда нас, разумеется, выковыряли. Он тряс под носом у железнодорожных сбиров своей carte d’identité, где вместо фотографии была вклеена картинка из детского журнала Тентене, а я притворился, что вовсе не понимаю по-французски. Контролеры сказали что-то про «пунк» и «русков», putain alors и merde donque и позволили ехать дальше.
Эта поездка мне многое рассказала о Франции – и плохое, и очень хорошее. Про лексику и политику – в любом случае.
40. Барранка-де-Диаболо
2001
В Плайя-де-лас-Америкас нам с Сашей стало скучно через три дня, тенерифское Рождество начало раздражать (сколько можно смотреть на темнокожих безработных, наряженных Санта-Клаусами и топчущихся у входа в супермаркет под увитыми елочными лампочками пальмами?). И купаться в океане