ка я выдыхал дым в окошко между этажами, дверь соседской квартиры отворялась, и Сергей выходил сюда, мы приветствовали друг друга, и начинался незатейливый разговор. Конечно, он появлялся не всегда, но пару раз в неделю точно. Как сложилась эта традиция, я, к сожалению, не запомнил, но соблюдалась она довольно стабильно, поскольку ни я, ни мой сосед не имели надобности отлучаться из города по делам или в отпуск. Жил Сергей, как и я, один, но разница была в том, что для меня этот факт стал результатом глубоко обдуманного решения, а он же никогда не имел семьи, родителей своих не знал и почти никаким общением с другими людьми себя не испытывал. Дружба со мной, полагаю, была для него неким минимумом, необходимым, чтобы оставаться в обществе, и я был даже рад, что помогаю ему этим.
Занятия никакого Сергей не имел, потому что ещё в детском доме решил на всю жизнь никогда ни на кого не работать, но это не значит, что он бездельничал. Обладая крепким здоровьем и обходясь без вредных привычек, он все дремлющие силы своего тела планомерно расходовал на прогулки, вернее, собирательство. С юности отученный от понятий чести и достоинства, не чурался он свалок и заброшенных домов, но, уточню сразу, что выглядел он вполне опрятно, и уж никак нельзя было обозвать его бродягой. Хотя и привлекательным его вряд ли кто-то бы счёл, поскольку он всегда брился налысо, видимо, так проще. За чистотой своей одежды он так же следил, стирая её руками, хозяйственным мылом, отчего вещи выглядели грубыми и затёртыми, дополняя неприветливый вид этого человека. Кстати, своим общением я выручал его ещё в одном деле, можно даже сказать, выполнял функцию. Сергей часто обращался ко мне, чтобы уточнить ценность той или иной найденной им вещи. Я оценивал, как мог, то поцарапанные портсигары, то настенные часы, а однажды и портрет какой-то женщины. Надо сразу отметить, что воровством Сергей никогда не промышлял: по-видимому, некоторые формы преступности испробовав ещё в юности, о чём имел подтверждение в виде парочки шрамов. Так вот, все эти вещи, по крайней мере наиболее ценные из них, он легко мог бы продать на любом углу, но Сергей чурался подобного предпринимательства, считая его за настоящую работу. Он даже мне не продал ни одной из тех его находок, что я захотел заполучить себе, а были и такие. При этом дома он ничего не хранил, а постоянно уносил их, как он выражался, на базу. По его смутному описанию мне казалось, что это какой-то материально-технический фонд приюта, в котором он вырос.
Средства для существования он получал от государства в виде пенсии по инвалидности: у него были какие-то врождённые проблемы с сердцем, которые он благодаря ежедневным прогулкам успешно нивелировал. Однако этих денег хватало только на оплату жилья и коммунальных нужд. А вот как он питался – это очень интересный вопрос. Помогала ему в этом одна уникальная книжка, почти брошюра в мягком переплёте, которую Сергей, по его словам, нашёл среди руин пожара ещё задолго до встречи со мной. Пока я сам её не увидел, я и предположить не мог, что где-то может быть такая книга, но после знакомства с ней мне наоборот стало казаться, что её существование необходимо и даже обязательно. Книга была небольшого формата и, помимо названия, на титуле имела отметку режима её использования, а также упоминание ведомства, по заказу которого она была издана. Состояла она целиком из инструкций или, скорее, рецептов, адресованных бойцам специальных подразделений, направляемым в длительные операции для разведки, диверсии, засады и прочего. В книге описывалось как из продуктов, срок годности которых не слишком давно истёк, с помощью химического и теплового воздействия приготовить безопасную пищу, то есть защитить себя от отправления при их употреблении. При этом предполагалось использовать различные бытовые реагенты вроде соды, уксуса, лимонной кислоты, глицерина – ничего сверхъестественного в духе рецептов Папюса. И вот, в правильных пропорциях, при нужном нагреве для разных видов пищи довольно многое из просроченной еды можно было вернуть к жизни, правда, без привычных вкусовых качеств. Эта книга стала для Сергея настоящей скатертью- самобранкой. Отыскав в дополнение к ней школьный справочник по химии, мой сосед, словно средневековый алхимик, научился воскрешать испорченную еду, которую выбрасывали магазины и рестораны. Скажу честно, что я не рискнул пробовать ни одно из его блюд, но саму книжку полистал: инструкции в ней вызывали интерес к такой странной кулинарии. Но для сохранности здоровья тех, кто может это прочесть, я не буду приводить здесь даже самые безобидные из рецептов.
Таким был этот человек в самых общих чертах. Что до меня, то к тому времени я уже давно оставил сцену, вышел на пенсию во всех смыслах и зарабатывал нерегулярной критикой, которую брали в основном не потому, что я большой знаток искусства, а из-за моей известной фамилии. К тому же я всегда умел писать удобные и уместные тексты. Но я не видел в этом ничего зазорного: заказчик ведь платит за результат, а это и есть те эмоции, что вызовет критика. Так я и жил на заслуженном отдыхе, отказавшись от амбиций, семьи, обязательств – словно престарелый паразит, у которого уже не осталось сил впиваться в новую жертву.
Но было на самом деле кое-что ещё, одна, так сказать, привычка, оставшаяся от прежней жизни, от которой оказалось трудно избавиться. Дело в том, что вся эта богема, этот высший свет – штука очень непростая, нервная и в