человека, а над ней нет ни подъемных кранов, ни людей. «Заводской» полтергейст, видимо, оказался «грамотным» – однажды в шкафчике у Д. (закрыт на ключ, ключ хранится только у хозяина) появились две записки: «Д. ты эта я – я эта ты».
У «носителя» этого полтергейста с самого момента его начала было ощущение, что все должно само собой закончиться. Так и произошло.
Тольяттинская версия «Барабашки»
Семья беженцев из одной из бывших республик СССР (сын девяти лет от роду, мать, бабушка) переехала в Тольятти в середине девяностых. Сняли однокомнатную квартиру. Утро 19 января 1998 года началось с того, что в квартире стали слышны шуршания, постукивания, как будто появилось нечто невидимое, которое не могло жить бесшумно.
В день начала активной фазы полтергейста дома оставались бабушка с внуком. Мать, придя с работы, застала такую картину – бабушка сидит на табуретке, поджав ноги на перекладину, а внук-второклассник сидит у бабушки на коленях, и оба в состоянии, близком к паническому. Выяснилось, что на этот раз кроме безликих постукиваний в воздухе и шуршания под диваном, начались вполне видимые и ощутимые явления. Тяжелый ковер в комнате ходил ходуном, отодвигаясь от стенки так, как будто под ним по стене бегало какое-то животное размером с крупного кота. За этим игрушечные машинки выкатывались из под стола, где они всегда ночевали, и сами собой катались по коридору. Шторы, закрывавшие кухонную батарею, стали дергаться сами по себе, как будто их подталкивали со стороны окна округлым предметом.
В однокомнатной квартире бабушке или внуку несложно было бы подследить друг за другом, если бы кто-то из них решил таким образом подшутить над другим членом семьи. Однако явления происходили на глазах у них обоих. Полтергейстные шутки слегка утихли только тогда, когда с работы вернулась мать, да и то только поначалу. В последующие дни явления происходили одинаковым образом в присутствии любого из них.
События были похожи на те, которые происходили несколько лет назад в одном из московских общежитий. Именно с того случая «невидимым шутникам» присвоили имя «барабашка». Семья также помнила, как в русской традиции обращались с домовыми, если те вдруг начинали шалить. А они были уверены, что у них завелся именно домовой.
Первым делом решили его накормить. Не беда, что невидим – раз хулиганит, сочли они, значит, живое существо, и может проголодаться. Самое интересное, что этот прием сработал – уголок у печенья, положенного на батарею у кухонного стола, оказался откушен. Мы потом сравнивали прикус «домовушки» с прикусом каждого из членов семьи – ничего похожего между ними не оказалось. И, раз появился объект исследований, начались эксперименты. «Барабашке» предлагали на выбор разные продукты – следы его зубов остались на кусочке шербета, след от «языка» – на сметане, а кофе с молоком исчезало из блюдечка без следов. На сыр он не отреагировал никак.
Мать, помня