последней капли. В каждой истории есть свой узурпатор, в этой его нарекли Призраком. Он появился из ниоткуда, принес разруху и разорения, и ушел в никуда. Ему подчинялись тени – деформированные существа, питавшиеся живой плотью и некоторые маги, переметнувшиеся к темной силе. В одной из версий событий говорилось, что всех их запечатали в Пустоте – мире, где не было ничего кроме голода. Возможно второе зеркало, запрятанное в башне Севера, вело именно в тот мир. Преподаватели отмахивались от этой теории, мол, зеркало просто разбилось и стало бесполезным, но Катарина в это мало верила. Она часто пряталась у той башни, крутилась там подолгу, но входа внутрь так и не обнаружила. Зеркало буквально замуровали.
Впрочем, любопытство снедало ее лишь в первом году обучения, уже после, как и многие студенты, она просто забыла об этой истории, сохранила лишь привычку находить уединение в самой отдаленной части острова.
Она часто тосковала там по дому.
Катарина помнила, как впервые прошла через своё отражение. Отец отвел ее на чердак, где под слоем пыли покоилось зеркало из обсидиана. Как оказалось, жители мира магии перекочевали в мир людей, за неимением иного выбора. Они ассимилировались и научились жить под покровом тайн, вот только не учли, что среди смертных магия может стать нестабильной. Это стало ясно, когда дети, появившиеся на свет на земле, где магия существовала лишь в жалких крупицах, начали сходить с ума от невозможности выплеснуть силы, которые скапливались в хрупких телах самой настоящей отравой.
Тогда-то и открылись врата в Уроборос. Собрался совет из некогда могущественных семей – пятеро старейшин явились на остров и ими было решено построить там Академию, где их потомки в последующем обязаны были обучаться контролю над собой, дабы не допустить окончательного вымирания магии.
В случае с Катрин было безуспешным.
– Сюда бы колонки мощные, – Джеймс вытащил из кармана потрепанный mp3-плеер. Там от силы с десяток песен и выглядит он так, будто вот-вот развалится в его руках. Поэтому Пирс принялся бережно распутывать длинные наушники – такое же старье, как и всё в его жизни, прежде чем, не спрашивая разрешения, нарушил личные границы Джонс.
– Не дергайся, – он шкодливо щурился, путаясь в буйных локонах девушки, а когда наконец зацепил наушники в нужном положении, довольно оскалился. – Выглядишь еще большим фриком. Класс ~
А в ответ недовольный взгляд лазурных глаз.
Кто бы мог подумать, что эти двое будут прятаться на рассвете у холодных стен высокой, безликой башни. Изо дня в день, ожидая, когда общие темы для разговоров закончатся и им надоест сидеть в компании другу друга. Он – балагур и пасынок судьбы, который видит свою жизнь сквозь призму вечного веселья; она – лицедейка в мареве людских чувств.
Какая тяга могла объединить их?
Катарина не слышит чужих мыслей, но они настигают ее белым шумом, не стихающим кошмаром. Закрывать уши на людях – ребячество. Пытаться перекричать звуки в голове – сумасшествие. Поэтому она «прячется» от остальных, а когда ее находят отталкивает любого своим огненным нравом. Если ты никому не нравишься, то жизнь становится в разы легче – это она усвоила, как только ее нога перешагнула Академию.
Однако с Джеймсом всё не так. Он как вирус. Подцепила без шанса на лечение. И что самое удивительное, с ним до мурашек спокойно. Хотя он и выглядит, как самый громкий звук в этом мире. Вечно потрепанный, с разбитыми губами и глазами, которые горят словно в лихорадке. Его будто ничего не волнует, ничего не трогает. Старая, растянутая одежда? Ну и что, на нем смотрится превосходно. Спальник вместо полноценной кровати? Он уйдет спать под открытым небом, ведь звезды горят так ярко и только для него.
Он живет в своем мире и говорит, что находится в поисках себя, но Джонс не верит. Она готова поспорить, что Пирс давно отыскал в себе что-то, чем не желал делиться с остальными.
Один из многочисленных детей-переветышей, который был лишен таких качеств, как рассудительность и ответственность. Он терялся на фоне остальных выдающихся отпрысков со своего факультета, однако стоило лишь раз на него взглянуть, обратить мимолетное внимание, и ты больше не видел никого кроме него. Он был везде и всюду, как проклятие от которого нет спасительных молитв.
– Ступай, пока не хватились, – Джонс пихнула парня плечом. Послышался клич, зазывающий на завтрак.
– Тц, забыла? Сегодня у нас последние «игры» на выживание, так что ты идешь со мной, – Пирс взмахнул рукой в воздухе. Многочисленные кольца сверкнули на свету, ослепляя Джонс. Он щелкнул пальцами и вскочил на ноги, так, будто его озарила внезапная мысль. – Обещаю, будет весело.
– Ты всегда так говоришь, – хмыкнула Катрин.
– И я всегда прав, верно? – он хитро подмигнул ей, прежде чем в наглую встряхнул с насиженного места.
Они бежали со всех ног. За ними никто не гнался, их никто не видел, а виной всему его слова: «кто последний…», а дальше Кати не слушала. Проиграв в последний раз ей