хриплю я, принимая объятия родного и самого близкого мне человека.
– Мальчик мой, как же так?! Что произошло?
– Кто тебе сказал, что меня отпускают?
– Да никто. Я этот участок уже третьи сутки штурмую. Валерьянки с корвалолом обпилась, а эти молчат как в воду опущенные! – повысив голос, она посылает грозный многообещающий взгляд мужичку в форме на пропускном пункте. – И вот только сегодня и выяснилось, что тебя отпускают, под подписку, но всё же, – она сжимает мои плечи, заглядывая в лицо. – Осунулся, похудел. Лохматый, щетина, – причитает тётя, на что я устало улыбаюсь. – Кто это сделал с тобой? Это они, Лукьяненко?
Отрицательно качаю головой.
– Но кто тогда?
– Отец.
– Что? – вижу, как её глаза вмиг наливаются кровью. – Он что, совсем сдурел? Сначала мать твою довёл до… – она запинается на полуслове. – Теперь за тебя взялся. Да я ему… я ему…
– Успокойся, пожалуйста. Я сам разберусь. Ты только не нервничай.
– Хорошо! Хорошо. Но это уму непостижимо.
Возмущение женщины буквально переваливает через край. Вот-вот взорвётся.
– Воронов, личные вещи заберите. И подписка о невыезде из страны, пока дело не закроется…
Прослушав все требования, которые мне зачитывают с каменным лицом, забираю то, что отобраои в день заключения, и, не скрывая облегчения, спешно покидаю здание.
– Как дела на работе? – удобно устроившись на пассажирском сиденьи рядом с Лорой, интересуюсь я.
– Да, как… Кажется, наша новая руководительница решила пустить все дела на самотёк. Отменила совещания, переговоры сорвала. Это будет чудом, если с нами согласятся на повторную встречу. Она, по всей видимости, не до конца понимает всю тяжесть ответственности, возложенную на её хрупкие плечи.
– Ничего, я всё исправлю.
– Да, ты, пожалуйста, не тяни с возвращением. Жалко бросать, всё же это твоё детище.
– Угу, – горько ухмыляюсь я. – По факту жалеть уже нечего и не о чем. Компания теперь принадлежит семье Лукьяненко. У руля новая хозяйка, ничего не смыслящая в бизнесе кукла, – шумно вздыхаю.
Ещё неделю назад я даже думать об этом не мог, не то что проговорить вслух. Не желал принимать действительность, а сейчас даже не знаю, какая ситуация хуже: потеря фирмы или предательство отца.
– А эта кукла, кстати, сама не своя ходит. Лица на ней нет, как тебя забрали. Вчера вообще закрылась в кабинете и вышла только под вечер. Никого не принимала. Часом, не заболела ли девка? Странная она. Надо бы мне к ней приглядеться.
Прищурившись, одариваю тётку подозрительным взглядом. С чего такой интерес к Карине Лукьяненко?
– В смысле «приглядеться»?
Пожимает плечами.
– Мне кажется, она переживает за тебя, – блеснув глазами в мою сторону, озвучивает своё умозаключение тетушка. – Искренне.
На губах появляется непонятная мне улыбка.
– Ключевое слово «кажется», – хмурю брови, отвернувшись к окну.
– Только