экзамен по политологии он приперся посреди трипа, такое задвигал, что препод его три часа не отпускал, а потом на основе его ответов написал диссертацию. Сейчас, кстати, этот препод – замминистра юстиции.
После вуза мой товарищ устроился в филиал какой-то нашей фирмы в Берлине. После переезда мы еще иногда общались, а потом, как оно бывает, связь разорвалась. Дюже ему понравилось пшеничное пиво, кебабная в Кройцберге и отвязные тусовки в Нойкельне. Я один раз хотел написать и забыл, второй, а потом вроде как в другую жизнь сообщение отправлять.
И вот сидел я как-то на ночном дежурстве. Тогда, помните, ТЮЗ террористы захватили, кадры еще те: выбегает наш спецназовец с ребенком, а их в спину из окна расстреливают. Лазаю в комментах. Там, понятно, фрик-шоу. И вдруг смотрю – ник знакомый. Пишу – юрфак, такой-то год? Да, говорит. Ну, и – Эдуард! Данила! Слезы, поцелуи.
Что, спрашиваю, за фигню ты пишешь? А у него в комменте было, дескать, что вообще делает русский солдат в этом городе. Я ему, пока ник не разглядел, ответил: «Как видишь, ребенка пытается спасти». Он отвечает: «Спасать никого и не пришлось бы, если бы российская армия не совалась в другие страны». А тут я уже обратил внимание, кто пишет.
В общем, в начале Глиняного десятилетия товарищ мой слегка тронулся умом и сбежал от калмыцкой бронетанковой кавалерии в Канаду. А кому в Канаде нужен специалист по российскому уголовному праву? Жена с детьми в Москву вернулась. А он не мог! Я совсем не возражаю против того, где ему жить. Я, может, и сам мечтаю об итальянском винограднике лет через двадцать. Но ты слышал бы его разговоры! Как он купается в ненависти, как он просит больше убийств, как он наслаждается нашей кровью! Страшно, что ему не приходит в голову вместо этого призывать всюду: «Больше любви, больше жизни и пусть никто не гибнет!» Разве такая победа не лучше?
«Был злодеем погибший ребенок? Не был. Был бы ли солдат, шедший защищать ребенка, злодеем?» – «Никто не заставлял его надевать форму, и никто не звал его в эту страну». – «Пусть даже так. Но ты обвиняешь восемнадцатилетнего паренька в том, что ему не хватило своих мозгов, и радуешься его смерти, будто он не имел шансов измениться. И это ты говоришь!» – «Я не радуюсь ничьей смерти (хотя он радовался). Я лишь отмечаю факт: он добровольно нарисовал мишень на своей спине». – «А ребенок?» – «А за ребенка я виню Россию».
Я думал ответить ему в том духе, что в разных краях ненавидят вместо России США, Китай, Израиль – и на всякую ненависть найдется мертвый ребенок. Но понимаю, что думаю-то вообще не о США и России, не об ООН или ИККАТ. Я-то думаю об одном этом человеке, который бросился вытаскивать мальчишку из-под пуль. «Орк», «враг», «пушечное мясо». Как ни назови – а в решающий момент жизни он мыслил только о том, как спасти чужого ребенка. Если кто-то на небесах есть, то этот парень в тот же миг был прощен. А вот тот, кто считает себя вправе судить на земле, – не простил.
Я ведь читал их прессу после того, как расстреляли эту театральную труппу и ее зрителей. И чему были посвящены их репортажи? На 90 % тому, что Россия сама виновата, и лишь пара строчек посвящена убитым. Они этого не замечают, но нам-то