она стала умной, волевой девушкой с живой сексуальностью и романтической жилкой – она лишилась невинности с человеком, личность которого так и не была установлена. Боясь позора, она покинула семью Уэстонов и начала свою жизнь в качестве работницы секс-индустрии, используя несколько псевдонимов, сначала в Портленде, штат Мэн, а затем в Бостоне. Где-то между осенью 1832-го и январем 1833 года она переехала в Нью-Йорк, где под четвертым и последним псевдонимом Хелен Джуэтт работала в нескольких борделях, прежде чем поселиться в «доме дурной славы», которым управляла мадам Розина Таунсенд.
Летом 1835 года Джуэтт, которая, похоже, питала искренние романтические чувства к некоторым из своих клиентов, влюбилась в 19-летнего продавца галантерейных товаров Ричарда П. Робинсона. Уже через несколько недель после их первой встречи она стала посылать ему пылкие письма, признаваясь в «безумной» любви, восхищаясь его «щедростью и благородством», и пела дифирамбы их любовным утехам.
Робинсон, вероятно, был не меньше влюблен в Джуэтт, заявив в одном из первых писем: «Никто не полюбит тебя больше, чем я». По мере развития их отношений Робинсона все чаще охватывали отвращение и ненависть, к своей возлюбленной он стал относиться с открытым презрением. Вскоре, как пишет историк Патриция Клайн Коэн, их «сладкая и всепоглощающая любовь выродилась во взаимные угрозы и упреки».
И все же, как и бесчисленное множество других влюбленных, застрявших в токсичных отношениях, они неоднократно мирились. Джуэтт оставалась в неведении относительно самого мрачного аспекта личности Робинсона: в нем жили две разные личности, Джекил и Хайд[2]. В своих дневниках он признался, что, хотя днем его разум обычно спокоен и рассудителен, «иногда в полуночный час из глубоких недр разума, словно вздрогнувший маньяк, пробуждается мысль, которую разум едва ли может утихомирить!»
Эти наклонности Робинсона проявились ранним утром в воскресенье, 10 апреля 1836 года, когда во время одного из своих визитов к Джуэтт он раздробил ей череп топором, поджег ее кровать, чтобы скрыть следы преступления, и скрылся в ночи. На место происшествия вскоре прибыли служители закона и быстро потушили огонь. Обыскав дом, они обнаружили на заднем дворе окровавленный топор, а на улице за оградой – мужской плащ из синей ткани, очевидно, оброненный убийцей. Узнав имя гостя убитой женщины, пришедшего в тот вечер, они разыскали Робинсона в его доходном доме и арестовали. Поскольку и плащ, и топор удалось быстро связать с Робинсоном, сомнений в его виновности практически не оставалось. Тем не менее Робинсон упорно заявлял о своей невиновности, продолжая настаивать на этом до конца своих дней.
Освещенное с нескрываемым интересом в газете New York Herald, это преступление стало предметом всепоглощающего интереса. В четверг, 2 июня 1836 года, начался суд над Робинсоном, о котором писали газеты по всей стране. Несмотря на то что адвокаты обвинения представили огромное количество косвенных доказательств вины Робинсона, присяжные быстро отвергли показания главной свидетельницы, Розины Таунсенд, которую