и длинная шея. Ода разглядывала его с интересом не из-за горба, Бланш притягивал взоры неповторимой, уникальной привлекательностью, которую ничто в его облике не портило. С дотошностью перечисляя его изъяны, невозможно было заключить что‑то иное, кроме того, что Бланш – красив.
Опасения потревожили их понапрасну: компания прошла мимо, мельком одарив взглядами разношерстную троицу ребят. Сам же Бланш в действительности оказался безобиден и учтив. И только когда они пришли к месту, где условились переночевать, Озанна одолел Бланша расспросами.
– Мой принц…
– Если ты сейчас обращался не к мулу, то тебе стоит запомнить на время нашего путешествия, сколько бы ты нас ни сопровождал: меня называй по имени, а на людях – так братом Полем, и никак иначе.
– Я вас понял, брат Поль, – улыбнулся Бланш. – Вы позвольте мне рассказать все сначала, а если у вас найдутся ко мне вопросы, вы тут же их задавайте.
– На том и условимся, – согласился Озанна. – Начни с того, как ты очутился во дворце и познакомился с вдовствующей королевой.
– Как и все прочие артисты балагана – по приглашению Ферроля. Он пришел к нам с небольшой армией гвардейцев – так боялся трущоб – и, дыша через платок, уверял, что королю требуются такие, как мы. У нас не совсем обычная труппа: балаганщик набирал людей с явными уродствами.
Услышав начало истории, Озанна засмеялся, разочарованно и очаровательно одновременно. Ода чувствовала, как в нем заболела насмешка над их семьей, и в подтверждение догадки принц изрек:
– Бедный, бедный Ги! Заполучил на голову корону, а покоя не нашел. Да знаю я, Ода, что ему больно, но разве я в том виноват? Что ты смотришь на меня, как овдовевший лебедь? Мне его не жаль – никогда не было жаль. Он готов меня убить не за мои деяния и даже не за суть, а за то, кем сам является. Вот, погляди. – Он ткнул в горб Бланша. – Слушай-ка! Может, мне стоит себя порядком изуродовать, и тогда мы сможем жить единой семьей? Как думаешь, выбитых зубов и раскроенного лица ему будет достаточно? Или имеет смысл отрезать еще, скажем, ногу?
Ода смотрела на него, всем видом осуждая.
– Он тебя ненавидит за двоих: за себя, несчастного, и за тебя, бесстыдника. Ему обидно, а ты не стеснялся его обиду бередить, – буркнула принцесса.
Бланш наблюдал за их перепалкой и, только когда Озанна насмешливо мотнул головой и промолчал, продолжил:
– Ферроль сказал, что король желает доверять только людям, которые могут его понять. Во дворце нас отмыли, переодели и наспех обучили обращениям. А потом король просто раздал всем должности и титулы… Это было так неестественно и даже страшно.
Озанна ради душевного спокойствия Оды сдерживал смешки, но вопрос вырвался сам:
– И кем же он назначил Йомму?
В ответ Бланш тяжко вздохнул и поделился:
– Вот над кем смеяться не стоит, так над вашим братом-герцогом. Всем сейчас несладко, а ему больше прочих. Он пытался вразумить короля, но тот постоянно затыкал его и прилюдно шпынял и, исполнившись к нему злобы, назначил главным придворным шутом. Повелел