громко играл оркестр, джазовая группа старалась, гарантируя, что их разговор сложно будет подслушать. Хотя о плохом думать совсем не хотелось, но меры безопасности принимать было нужно. После того, как Бортко доложил Захарову о странном письме, которое пришло Ивлеву на адрес редакции, Захаров крепко призадумался.
– Вот что я тебе скажу, Михаил Жанович, – проговорил, наконец, Захаров, – даже если это чья-то дурная шутка, мы должны с этим разобраться. Найти и руки оторвать. Кто-то пытается руками Ивлева кресло под Кожевниковым раскачать? А Ивлев наш человек, можем все пострадать, если до Кожевникова эта история дойдёт.
– Я тоже об этом подумал. Надо Мещерякова подключать, как вы считаете?
– Однозначно. Пусть берёт у Ивлева все данные с этого письма и разбирается как можно скорее. Что у нас ещё?
– Ордер Куницыной с обувной фабрики, ну, той, что уксусом отравилась, вручили, народ успокоили. А с руководством там засада. Ивлев пришёл к главному бухгалтеру знакомиться, а она ему говорит: ничего не знаю и знать не хочу.
– Это как? А как они работали до этого?
– Трудно сказать, к старому директору не пойдёшь же на консультацию, – ответил Бортко. – Ивлев выкрутился в этот раз, сымпровизировал что-то про переход на хозрасчёт, про новый ассортимент, что вся фабрика будет переходить на такую же продукцию, как обнаруженный цех…
– И что, она поверила? – поднял брови Захаров.
– Не знаю, поверила, не поверила, а проверять ни ему, ни лично мне это не хочется. Давайте менять её. От греха подальше. Тем более, Ивлев команды ждёт, когда можно на фабрику вернуться…
– А он что, ушёл с неё?
– А что он должен был делать, если бухгалтер с ним общаться не желает? С директором и главным инженером они познакомились. Директор очень им доволен. Массу советов им дал по безопасности. Он только с бухгалтером общий язык не нашёл. Хотя… у него сомнения по главному инженеру тоже есть. Говорит, что тот ленив, и не хочет ничего к лучшему менять, чтобы не возиться.
– Вот же работнички… Но что делать? – согласился Захаров. – Насильно мил не будешь. Не хочет главбух с нами работать, значит, так тому и быть. Подумай на досуге, куда её перевести аккуратно, чтобы без претензий с её стороны. А главному инженеру устрой внушение. Или он помогает фабрику модернизировать, или мы займемся этим без него.
– Понял, Виктор Павлович, – кивнул Бортко.
– Что у нас ещё?
– По поводу подарка Ивлеву от нашего скромного коллектива.
– Так. Ну давай.
– Навел один знакомый на коллекционера, у которого много чего есть. Понравилась мне там одна интересная вещица, царская золотая медаль «За храбрость». Я её видел, там портрет императора с одной стороны. Себе хотел взять, но он три тысячи за медаль запросил…
– А что эта медаль такая дорогая? – удивился Захаров.
– У коллекционеров ценится.
– А что там за император, Николашка?
– Нет. Похоже, Александр III.
– Старинная, значит?.. Ну, давай. Три тысячи на всех? Ерунда. Тем более, нам сам Ивлев и советовал именно в таких вещицах хранить капиталы. Оценит, по идее.
– Там еще одна интересная штуковина была, серебряная медаль для чукчей, Екатерина вторая выпустила. Тоже коллекционер нахваливал! Редчайшая вещь, говорит, всего двадцать штук выпущено было! Но с таким названием побоялся, что Павел обидится.
– И правильно, пусть продает кому-то, кто себе берет, а не в подарок… Увезу тебя я в тундру… Эх!
***
Москва. Улица Красный Казанец.
Сколько же ей лет? – соображал я, разглядывая Наталью Свечкину. Издали, она мне показалась чуть ли не школьницей. Но при ближайшем рассмотрении стало очевидно, что барышня давно совершеннолетняя. Взгляд её, сперва испуганный и растерянный, резко стал озабоченным и раздражённым. Школьницы так на взрослых дядечек не смотрят. Она поглядывала то на меня, то на отца.
– Посмотрите, пожалуйста, это вы писали? – протянул я ей её письмо в конверте.
– Да, – сразу кивнула она и мне показалось, что она выругалась про себя в этот момент.
– Я Павел Ивлев, журналист, это наш фотограф из газеты, – показал я на отца, – Тарас Семёнович. Где мы могли бы с вами поговорить? Может, где-то рядом есть кафе какое-нибудь? Я так понимаю, ваш дедушка гостей не любит?
– Он никого не любит, – пробормотала Свечкина. – А что вы хотели?
– Как что? – поразился я такому вопросу. – Вы писали, просили помощи. Хочу понять, чем мы можем вам помочь?
– А-аа, – недовольно поджала она губы, и я переглянулся, незаметно для неё с отцом. Он закатил глаза вверх, показывая мне, что ведет она себя, мягко говоря, странно. – А фотограф зачем?
– Для фоторепортажа, – как о само собой разумеющемся ответил я.
– Не надо никакого фоторепортажа! Вы что? – воскликнула она и так на меня посмотрела, как будто я ей предложил в кино для взрослых сняться.
– Ну,