пустыни, гладкие как зеркало, что отражают всю ширь небес…
Бесконечность. И бесконечная нежность. Которая стелется, как туман над степью, прохладная, дымчатая, ласкающая.
Желание. Острое, жаркое, огненное, которое заволакивает глаза и сметает всё на своём пути.
И невероятная бережность, которая забывает дышать от трёх осторожных слов. От взгляда. От случайной встречи рук над столом.
А поезд набирает ход.
А потом замедляет.
И вдруг оказывается, что тебе пора.
Что всё наше время вместе было лишь частичкой – пути.
Ты был.
Всего лишь.
Станцией на пути.
Весь этот яростный космос.
Вся эта бесконечная нежность.
Только одной из станций.
На бесконечном пути.
И я стою у задней двери и смотрю в маленькое полуслепое окно, и вижу, как твоя станция съёживается вдалеке. Превращается в точку среди столбов и деревьев. И я бесконечно хочу крикнуть «Неееееет!», дёрнуть стоп-кран, вытащить шнур, выдавить стекло. Добежать по рельсам пешком, среди этой адской жары, по пыльным шпалам, спотыкаясь о крупные камни на насыпи. Добежать и упасть тебе на руки. Впиться и влиться в тебя всей собой. И остаться. Остаться. Остаться с тобой.
Навсегда.
Но поезд набирает ход. А я смотрю. Смотрю и смотрю. Я смотрю. Пока глаза не начинает щипать, тогда мне приходится их закрыть. И лицо я закрываю ладонями. И там, под веками, – пробую, пробую снова, опять и опять пытаюсь – вернуться туда. Снова проснуться к тебе. Остановить мгновенье, сделать его не-мгновеньем. И не могу. Немогуновенье. Играть со словами я могу бесконечную вечность. Но вернуть ту короткую вечность с тобой – не могу.
И с каждым разом, когда я хочу вернуться, перебрать драгоценные ниточки слов, яркие бусинки воспоминаний – наша вечность становится меньше. Будто поезд проезжает полустанок всё быстрей и быстрее, каждый раз, и всё меньше и меньше деталей я успеваю заметить. Всё меньше огонь. Всё короче мгновенье. Наконец оно съёживается до размеров моего вздоха. И я наконец выдыхаю. Выдыхаю – тебя. Из себя.
И тогда мой взгляд останавливается где-то снаружи меня, на белом листе, где из белого небытия появляются чёрные буковки: «Я стою на перроне, пахнет жарой и пылью, солнце шпарит так, что не видно дышать. Что-то звенит в тишине, как часто звенит на жаре – то ли мошки, то ли в ушах, то ли предчувствие…».
И тогда я снова могу вдохнуть и почувствовать запах дыма.
И услышать далёкий гул.
Гул нашего поезда.
Часть 1. Страхи
101. Жадно дышать звёздным ветром
– Родная, поспи хоть немного, – Рус задержался на пороге спальни. Она же была его рабочим кабинетом. Поэтому оттуда он выбирался только в туалет либо на кухню. Злило ли это Яру? Уже нет. Она отъярила своё.
– Скоро пойду, – тихо сказала она, сдерживаясь. А про себя повторяла и повторяла: