уже не остановить, и я сам не понял, как оказался в сарае. Всё разом затихло. Помню, как попятился было назад – моей целью было прижаться спиной к стене, но вдруг подумал, что эта тварь уже могла к ней прижаться. Стало жутко страшно. Почти как в тот день, когда я при детях сгоряча назвал Люцину пожилой проституткой. В горле что-то пересохло. У вас есть в доме вода?
– Может вы бы хотели чаю? – Спросил возбуждённый рассказом Качмарек, искоса поглядывая на полногрудую пани Плужек.
– А ты его покупал? – Делая ударения на каждом слоге, выдавила из себя секретарша.
Влодьзимеж приволок Пристору воды. Мужчина пил быстро, жадно, роняя половину жидкости на грудь. И, как только он оторвался от стакана, детектив протянул ему второй.
– Спасибо. Чуть попозже. – Поблагодарил его Мацей. – На чём я остановился?
– На том, что вы назвали Люцину пожилой проституткой. – Подал голос неприлично отъевшийся Мулярчик.
– Ах, да. – Вспомнил Пристор. – Но она сама виновата. Всё у нас в семье наперекосяк из-за её самолюбия и упрямства. У меня тогда ещё был доставшийся от дедушки «Тарпан» восемьдесят первого года выпуска. Хороший, стильный, жёлтый. Только краска местами по всему кузову облупилась и это Люцине почему-то не нравилось. Полгода она за мной по пятам ходила и требовала, чтобы я, цитирую: привёл «Тарпана» в божий вид, ибо перед людями стыдно. Другими словами покрасил. Ей же, глупой, не объяснишь, что сам «Тарпан» стоит дешевле его покраски. Как мог я от неё отделывался. Сначала даже притворялся вечно пьяным, а потом, и притворяться не пришлось. И прихожу я как-то с работы и вижу: покрашен дедовский «Тарпан» жёлтой половой эмалью. Да ещё и, судя по характерным разводам, кисточкой!
– Нарочно не придумаешь. – Сочувственно произнёс пан Яцек. – А хотите послушать, как моя однажды учудила? Пригласила на собственные именины восемь человек, а сама в назначенный час сбежала. Потому что когда она их приглашала, не знала, что накануне я просадил в карты все сбережения.
– Бывает же такое. – Покачал головой Мацей.
– Хватит! – Злобно крикнула полногрудая пани Плужек, обращаясь то ли к Пристору, то ли к неприлично отъевшемуся Мулярчику. – Мацей, вспоминайте! Вы были в тёмном сарае с Августиной и кем-то ещё. Вам было страшно. Там ещё едва полная луна скрылась за декабрьскими тучами. Ну?
– Ах, да. Мне было очень страшно. А ещё пахло необычно. Не так как всегда. К ароматам коровы, навоза и сена, примешался ещё один, природу происхождения которого мне выяснить не получалось. Я растерянно вглядывался в чернильную темноту и терпеливо ждал, когда мне заедут по голове чем-то тяжёлым и наступит конец мучениям. Но ничего не происходило. Внезапно я вспомнил, что в кармане куртки должна лежать зажигалка. Перекладывая топор с одной руки в другую, я шарил по многочисленным карманам, пока не нашёл. Я раз за разом жал кнопку, но из-за гулявшего по сараю ветра, добыть огонь не получалось.